Горячая гей библиотека

Лёшкины университеты (глава 7)

Часть 5

Ничего больше не говоря, Цван встал и вышел из кабинета. Возвращаясь обратно в общагу, он по дороге думал, что делать дальше. Могла ли ему осложнить жизнь бумага, которую на него написали? Могла. Реально могла. Мюллер своё дело знал и если считал нужным, то ломал судьбы пацанов через колено без тени страдания. И неважно, кем ты был по жизни: вором, борзым, рядовым пацаном или чуханом, Мюллер крепко держал в своих руках жизнь и судьбу каждого подопечного. Весь порядок в "зоне" реально держался только на нём. Казалось, он знал буквально всё: чем дышат пацаны, что они делают и что собираются делать. Всё было опутано сетью его осведомителей, которых время от времени вычисляли, избивали и опускали, но на их месте появлялись новые, и любая скрытая для администрации информация протекала к Мюллеру, как из дырявого ведра. Одного из таких Цван в отряде знал. Сначала они с пацанами хотели было опустить стукача, но затем, поразмыслив, решили использовать его в своих целях, сливая ему откровенную дезу. Но сейчас Цван был уверен на сто процентов, что это не его рук дело. А чьих?! "Кем бы он ни был, ему пиздец! - злился Цван. - Завалю к ебеням, после чего можно из этого дурдома валить на тюрьму. Там всё ж лучше, чем барахтаться в этом лягушатнике, ожидая хуй знает чего".

- Ну что Мюллер? - спросил его Михей, когда Цван вернулся в отряд.

- Та ебал мозг за дисциплину и спортивный костюм. Сказал, что завтра приедет начальство, чтобы все в робе были.

- Ааа. А я думал уже, случилось чего.

- Да нет. Если бы случилось, кипеш был бы. Ебанулись совсем с этой показухой. Распорядись, чтобы нам чаю замутили.

- Сейчас, - Михей вышел, а Цван завалился на кровать и погрузился в раздумья...

Родители стали приезжать уже с вечера. Для них специально выделили целый двухэтажный корпус, который приспособили под простенькую гостиницу. Воспитатели во главе с начальником постоянно наведывались к приезжим, просили соблюдать правила внутреннего распорядка, помнить о том, что это режимное учреждение со всеми вытекающими из этого запретами. Они постоянно подчёркивали, что очень надеются на их понимание, и рассчитывают, что инцидентов с незаконным вносом в зону алкоголя или других запрещённых вещей не будет. Также начальник просил не передавать съестное.

- У нас нормальное питание, а хранить ваши пирожки, колбасы и торты им просто негде. Поэтому всё быстро испортится, и придётся выбросить. Так что подумайте лишний раз, нужно ли вашему сыну мучиться потом болями в желудке.

Родители слушали начальника рассеянно, располагались на койках, осматривались, знакомились между собой, начинали доставать еду, открывать бутылки - в общем, чувствовали себя если не как дома, то довольно свободно. Во избежание инцидентов начальник велел закрыть общежитие на ночь, после чего вернулся к себе в кабинет, где до самого утра просидел с коллегами, обсуждая, как с максимальной безопасностью провести эти два дня.

- Внимание, и ещё раз внимание! - подвёл он итог ночного заседания, когда уже начинало светать. - Никому не надо грубить. Действовать аккуратно, но и никаких вольностей. Если пьянка там или что-то ещё, воспитанника незамедлительно в ДИЗО, родителям на выход, и всё равно, откуда они ехали; если не понимают по-человечески, пусть винят потом себя сами.

Пацанов по случаю родительского дня разбудили на час позже, пожертвовав зарядкой, потом заставили идеально заправить кровати и повели на завтрак. Столовая была украшена цветами, столы же застелили скатертями. Давали кашу, варёные яйца, бутерброды с маслом и сыром, кексы с какао. Пацаны, жадно сопя, радостно принялись за еду, после чего, когда все позавтракали, было объявлено всеобщее построение на плацу.

Стоя на плацу, пацаны выглядывали из-за спин друг друга, пытаясь рассмотреть своих родных. Родители же, узнавая своих сыновей, махали руками в их сторону.

За забором кто-то нестройным, пьяным хором в несколько голосов орал:

- Михей! Братва рулит!

Михей улыбался, понимая, что приехали друзья, которых, разумеется, не пропустили, но, судя по всему, им на это было уже глубоко наплевать.

Лёшка несколько раз пробежался глазами по толпе родителей, пока не увидел маму. Она стояла ближе к трибуне, держа в руках сумочку. Уже издалека Лёшка заметил её слегка осунувшееся лицо и усталый вид. "Вот блин, это же столько ехать", - мысленно посочувствовал он ей.

В это время заиграла музыка, и на трибуну поднялся преподавательский состав вперемешку с какими-то незнакомыми людьми в костюмах и милицейской форме. Это, наверное, было то самое начальство, которое должно было приехать вместе с родителями. К удивлению многих, приехало даже телевидение. Когда музыка смокла, Валентин Иванович взял слово и в течение пятнадцати минут зачитывал с бумажки пустые бессодержательные слова о гуманности воспитания, об оступившихся, об обществе, которое должно быть снисходительно к ним, перевоспитывая и посвящая в свои истинные ценности, вырывая ребят из лап подворотен и подвалов.

Лёшка не слушал, о чём говорили с трибуны, и старался не смотреть в сторону матери, чувствуя какое-то нарастающее смущение, но в конце концов не сдержался, поднял глаза и в тот же миг встретился с матерью взглядом. Та, узнав среди воспитанников Лёшу и поймав его взгляд, улыбнулась и еле заметно помахала рукой. Лёшкино сердце отчаянно заколотилось.

Закончив свою речь, начальник посвятил всех в распорядок дня. Сначала родителям должны были показать спальные помещения столовую, школу, мастерские, потом по плану был небольшой концерт в актовом зале и футбольный турнир, после чего все желающие могли с сыновьями пройти в общежитие или посидеть на лавочках в тени деревьев. Начальник ещё раз напомнил о строгих правилах заведения, после чего пригласил всех проследовать за ним и повёл всю толпу показывать территорию зоны. Отряды же разошлись готовиться кто к концерту, кто к футболу.

Поскольку Лёшка в концерте задействован не был, а играть в футбол он не мог из-за руки, он побрёл в сторону стадиона, где и сел на лавочку. Пацаны переодевались прямо в общаге и, разминая ноги, выбегали на улицу. Цван же, дождавшись, пока все выйдут, подошёл к комнате для самоподготовки и открыл двери. На крайнем столе, рядом с висящей на стене школьной доской, лежала стопка тетрадей. Это были своеобразные черновики пацанов, которые они использовали при решении так называемых "домашних заданий", а потом складывали в одну кучу. Цван взял верхнюю тетрадь и пролистнул её. Почерк был не тот. Затем он взял ещё одну, затем ещё. Где-то на десятой тетради Цвану в глаза бросилось характерное написание букв "в" и "р". Это был тот же мелкий, корявый почерк, которым была написана кляуза у Мюллера. Сомнений не оставалось, и Цван глянул на подписанную обложку. Это была тетрадь Гвоздя. "Пидор, блять! Пизда ему!" - Цван швырнул тетрадку в общую стопку и вышел. Придя на стадион, он сел на лавочку, предназначавшуюся для игроков команд, и стал смотреть, как пацаны, разминаясь, бегают по полю.

Сам турнир предполагал следующее расписание. На каждый матч отводилось по полчаса. Играли парами, потом играли победители пар, и так до финала. Лёшка оглянулся и увидел маму, которая вышла из клуба и, видимо, не найдя там Лёшку, пошла к стадиону. Лёшка встал и, стараясь унять нервную дрожь, пошёл ей навстречу.

- Лёша! - мама хотела было обнять Лёшку, для чего развела руки в сторону, но тот, смущаясь пацанов, глянул на неё таким предостерегающим взглядом, что она осеклась.

- Привет, мам!

- Здравствуй, сынок! А с рукой что у тебя? - сразу заметила та выглядывающую из-под рукава забинтованную кисть. - И похудел ты сильно. Сплошная кожа да кости.

Она расстегнула сумочку, достала платок и промокнула выступившие на глаза слёзы.

"Ну вот, блин, началось", - подумал Лёшка.

- Не надо, мам. Прошу тебя. Ну поранился. Тут же работа, дерево там всякое, станки. Идём на стадион, пока не позанимали лавочки в тени.

- Извини, Лёша. Извини. Конечно... - мама с любовью смотрела на Лёшку, сжимая платочек в руке. - Ты аккуратно, смотри, так и руку можно потерять.

- Хорошо, мам. Я вообще очень внимателен. Идём же.

Когда они сели на лавочку, Лёшкина мама всё-таки не удержалась и погладила Лёшку рукой по голове, на что тот дёрнулся и попросил:

- Не надо, мам. Перестань. Смотрят же. Я не маленький уже.

- Хорошо. Хорошо, - мама устало улыбнулась. - Были в столовой. Симпатично там, и еда хорошая. Вас всегда так кормят?

- Ага, - Лёшка кивнул головой.

Лавочки постепенно стали заполняться. Две команды, среди которых была и команда Лёшкиного отряда, стали появляться на поле.

- Сейчас наши будут играть, - сказал Лёшка, но мама продолжала с любовью и состраданием смотреть на Лёшку, а не на поле.

страницы [1] . . . [3] [4] [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Тюрьма, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>