BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Смертельная доза жизниЧасть 1 - Володя, это Богдан. Так всё началось. Аллочка положила одну ладонь на моё плечо, а
вторую - с секундной заминкой - на плечо незнакомца. Судя по разговорам, Богдан должен
был появиться в девять и помочь хозяевам дома с установкой ели, а вместо этого появился за
полчаса до Нового года, с откупоренной бутылкой шампанского и под руку с девицей в
пушистой фиолетовой шубке. Ель к тому времени уже поставили, а девицу теперь обхаживал
вечно одинокий и потому вечно голодный до женского внимания Костян. - Богдан, это
Володя, - продолжила Аллочка. На нас она не смотрела - мрачно наблюдала за тем, как девица
выпрыгивает из шубки и сапог на умопомрачительных шпильках. Как она карабкалась в них по
сугробам, оставалось загадкой. Возможно, ехала у Богдана на спине. - А это - какая-то
шмара, которой тут быть не должно... Похоже, Костян "какую-то шмару" уже одобрил и
теперь галантно предлагал ей "шампусика для сугреву". - Бога, - сурово спросила
Аллочка, - какого хера? Богдан легкомысленно пожал плечами. - Да она свалит скоро, -
сказал он, вручил кому-то ополовиненную бутылку шампанского и принялся ожесточённо тереть
замёрзшие ладони. Аллочка посмотрела на него долгим взглядом "я-всё-про-тебя-знаю-но-я-
хозяйка-вечеринки-и-скандала-не-допущу", нежно улыбнулась, сжала ладонями наши с Богой
плечи и сообщила: - Вы друг друга ещё не знаете, но... Но праздновать Новый год нам
придётся в одной квартире, хотим мы этого или нет. Впрочем, Аллочка имела в виду совсем
не это. - ...но наверняка найдёте общий язык! - торжественно объявила она и ушла
проверять, как там поживают девчонки, девчоночьи сплетни и девчоночьи салаты. Кухня была
их закрытой базой, и из числа идеологических противников - мужчин - туда допускался
только Аллочкин муж. И то не всегда. - Ну, привет, - сказал Богдан, прекратив тереть
руки; протянул мне длинную, слабо белеющую в полутьме коридора ладонь. - Можно просто
Бога. Ладонь у Боги была мягкая, внезапно ухоженная, с узкими пальцами и аккуратными
окружьями ногтей. Сам Бога выглядел куда менее аккуратно - ужасно длинный (и это по моим-то
меркам; сколько же в нём - сто восемьдесят восемь? сто девяносто?), с отросшими волосами,
стянутыми на затылке в куцый хвост. Одна прядь выскользнула из-под резинки и легла сбоку,
черкнув тёмной линией вдоль скулы. Бога этого не заметил. Так и стоял и смотрел на меня
шельмовскими глазами - темнющими, словно радужки в них не было, а был один только чёрный
матовый зрачок. Думал Бога не о рукопожатии, а о чём-то своём - может, о том, на какую
тусовку сегодня ещё стоит заскочить; может, о девице в фиолетовой шубке; а может, о том,
что пора бы уже избавиться от парки и привести себя в божеский вид. - Год Собаки, -
сказал Бога, одновременно и подтвердив мои мысли, и опровергнув их. Думал он, конечно,
не о рукопожатии, но и не о девице в фиолетовой шубке. Мысли о какой-то там девице были
ниже его достоинства. - Очередной собачий год, только теперь официально под собачьим
флагом. Веришь в гороскопы, Володя? - Нет, - сказал я, отступив назад. Под паркой
у Боги обнаружились тугие штаны - не модняво-обтягивающие, а просто старые и севшие
после кучи стирок, и рубаха из тонкой выбеленной джинсы, наброшенная поверх майки. На
шее у него болтался чёрный шнурок. То, что на нём висело, скрывалось под расстёгнутым
воротом рубашки. - А зря, - сказал Бога, уже хлопая кого-то по плечам, заразительно
улыбаясь и даже приняв в руки бутерброд. Поверх бутерброда одинокой красной лентой был
переброшен пласт красной рыбы. Ухватив бутерброд в зубы, Бога проговорил с набитым ртом:
- Девчонки по гороскопам просто тащатся. Берёшь такую за руку, смотришь на неё
пронзительно и говоришь: "Ты, наверное, Овен". Ни разу не видел темпераментную,
противоречивую и достойную восхищения женщину, которая не оказалась бы Овном... Я
только и смог, что сглотнуть. Дёрнул кадыком, отступая от него, как от прокажённого.
Бога был дьяволом во плоти: человек с тянущим, медово-бархатным взглядом, который мог быть
выряжен в тесные штаны и застиранную рубаху, мог трепаться с набитым ртом, размахивая
надкушенным бутербродом, мог сказать женщине что угодно - самое банальное, самое глупое и
заезженное; то, что каждая из его пассий слышала уже раз сто, - и этот магический сто
первый раз повлияет на неё, словно дудочка на змею. Боге невозможно было противиться.
Даже если ты не Овен. ...и не девушка. - А где Машка? - спросил Бога,
отворачиваясь и обращаясь к кому-то в комнате. - Сто лет Машку не видел, ну-ка дайте мне
её сюда. Машка, Машуня, кака-а-ая ты сегодня прехорошенькая, ну-ка иди сюда... *** Новый год - худшее время для рефлексии. Я это
понимал. Каждый в комнате, должно быть, понимал это... или понял бы, если бы знал, что
такое "рефлексия". Вот только голого знания недостаточно, чтобы успокоиться. Трудно
не копаться в себе, если ты не знаешь половину всех этих людей, Аллочка смотрит на тебя
странно и призывно, словно что-то обещая, а Бога разливает шампанское по бокалам,
составленным в тесный кружок, и при этом половину проливает на ноги. Девушки в открытых
туфлях визжат и притопывают, и смеются - конечно же, они смеются, на Богу невозможно
злиться, никто не назовет его безруким и проматывающим вкусную дорогую шипучку. Даже
хозяева дома взирают на него легко и весело, не обижаясь за изгвазданный паркет. Когда
я смотрю на Богу, я думаю не о том, что я в своей жизни сделал не так. Я думаю о том,
что хотел бы стать таким же: делать всё не так и вызывать при этом не разочарование, не
ярость, а то тягучее и восторженное чувство, которое витает в воздухе вокруг него. Но
для этого, видимо, просто нужно не быть мной. Шампанское было разлито, бокалы
столкнулись тонкостенными боками, кто-то заверещал... Никто уже не слушал обращение
президента - всем было не до того. К чёрту президента. К чёрту рефлексии, к чёрту это
всё - весь этот муторный бесконечный год, триста шестьдесят пять дней скуки и сосущей
пустоты под ложечкой. К чёрту. Когда часы закончили бить, а бокалы опустели, Бога
одной рукой обхватил ближайшую к нему девицу за шею и грубовато притянул к себе. А потом
поцеловал - без предупреждения, смело и до абсурда нагло, то ли следуя американской
новогодней традиции, то ли отдав управление тараканам в своей голове. У девицы были
огромные ядовито-зелёные серьги, нелепым образом обрамляющие её маленькое лицо. Теперь
серьги колыхнулись, а сама девица послушно прильнула, обхватила Богу рукой, откидывая
голову назад и открывая губы, поддаваясь ему, словно весь вечер - все те полчаса, что Бога
провёл в квартире, - только об этом и мечтала. Они целовались так долго, что я отвёл
взгляд. *** - Ты мой пятый, - сказали мне
из-за спины. Я обернулся. За спиной стоял Бога, одной рукой держа стопку с чем-то
маслянисто-коричневым - таким же дрянным на вид, как, должно быть, и на вкус. Другой рукой
он протягивал мне аналогичную стопку. - Чего? - растерянно уточнил я. - Ты мой
пятый, - радостно повторил Бога. Потом всё-таки всучил мне стопку, стукнул стеклянным
краем о край и опрокинул её в себя, выдав шумное "ох, бля-я-ядь..." и зажмурившись. Пойло
было именно такое, как он описал, и я зажмурился тоже, едва сдержав ругань. - ...знакомый
гей в этом городе, - закончил Бога, утирая рот тыльной стороной ладони. Если бы я уже
не проглотил выпивку, она ушла бы не в то горло. А так обошлось без кашля - только кровь
ударила в лицо, заливая уши душной алой краской, проступая яркими пятнами на щеках.
- Я не... - заикнулся я. - Какого!.. - Аллочка мне всё рассказала, - сообщил Бога,
отрезая мне пути к отступлению. Сердце забилось чаще - тревожно, неспокойно; Аллочка
многое знала, но и болтала она умеренно, обычно неплохо держа рот на замке. Это был
первый раз, когда мои откровения вышли за пределы нашего с ней общества. Да ещё Аллочкин
муж всё знал - от проблемы гомосексуализма в России ему было ни тепло, ни холодно,
а Аллочка с ним делилась всем, вплоть до паролей на сайтах и мобильнике. - Я...
Бога отставил стопки и бросил на меня прямой твёрдый взгляд. При свете люстры у
него всё-таки нашлась радужка - тёмная и узкая, блекло-коричневая, с рыжеватым пятном на
правом глазу. - Аллочка бы рассказала мне что-то, если бы знала, что я тебе рожу стану
бить? - спокойно уточнил он. Сердце тревожно подпрыгнуло, а потом начало сбавлять темп.
Колотилось загнанно, но всё же не так, словно собралось вот-вот покинуть меня через
проломленную грудную клетку. - Нет, - с сомнением сказал я и потрогал пальцем
прохладную запотевшую стенку одной из стопок. - Вряд ли... Аллочка была кем угодно,
но только не дурой и не стервой.
страницы [1] [2] [3] [4]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Молодые парни
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|