Горячая гей библиотека

Лёшкины университеты (глава 15)

Часть 2

Когда Артём нашёл "Муслима" и протянул тому деньги, было видно, что последний даже несколько растерялся от того, что Артём так быстро сумел решить свою проблему. Не пересчитывая протянутые купюры, он просто небрежно сгрёб их в руку и затолкал себе в карман брюк.

- Молодец! - похвалил "Муслим". - Слово держишь. Не расстраивайся, ты реально круто играешь. Не повезло просто. Расписку твою я тебе верну сегодня в столовой. На обеде. Сейчас она не при мне. Сам понимаешь, таскать её я с собой не буду.

- Понимаю. Ок. До обеда значит. Да я и потом я не расстраиваюсь, - ответил Артём, - впредь умнее буду. А ты чего не пересчитываешь?

- А на фига? - удивился "Муслим". - Я тебе доверяю. Не будешь же ты меня разводить. Вроде сидели за одним столом. Бухали. Я же своё обещание сдержал, и никто ничего про это не знает. Думаю, что и ты не будешь бока пороть. Ты ж пацан правильный.

Артёму хоть и была приятна похвала "Муслима", но всё равно осадок оставшийся после проигрыша не давал ему покоя. И дело было даже не в проигранных деньгах. Он при любых раскладах вернёт их "Татарину", как только появится такая возможность. Скорее всего, в нём говорило растревоженное самолюбие и осознание того, что его на ровном месте банально развели на деньги. Артём снова вспомнил слова "Татарина" о лохах, которые тот сказал ему тогда в сушилке, и вздохнул. Лохом себя Артём, конечно же, не считал, но теперь такой досадный поворот судьбы его реально напрягал и расстраивал.

- Тогда всё? Без претензий? - спросил он, возвращаясь обратно из своих невесёлых раздумий.

- Та какие могут быть претензии? - рассмеялся "Муслим". - Всё гуд, "Ерёма". Чо уж тут ещё скажешь.

- Ну ок. Пойду я дальше тогда по делам, - Артём развернулся и пошёл по направлению к складам. А "Муслим" ещё какое-то время смотрел ему в след, грея рукой в кармане брюк переданные Артёмом деньги. Настроение у него было отличное.

Отличное настроение было и у "Михея". После последнего разговора с "Туристом" он решил не откладывать в долгий ящик вопрос с вербовкой шныря и, быстро собрав всю необходимую информацию о всех, кого припахивали убирать в административном корпусе, остановился на одном из пацанов по кличке "Чуня". Это был пухловатый пацан, с блестящим сальным лицом, трусливо бегающими глазами и вечно шмыгающим носом. Пацаны рассказывали, что стучал он в своё время безбожно, и информация текла из него, как вода из дырявого ведра. Сначала это всех забавляло, и пацаны даже, прикалываясь на "Чуней", подсовывали ему всякие небылицы, о которых тут же становилось известно администрации, но вскоре эти забавы всем надоели, и когда терпеть эту сочащуюся информационную диарею стало невозможно, "Чуню" решили проучить раз и навсегда. Тогда то его и забрали на административный корпус наводить порядок. Жил он тоже отдельно от всех в комнатке "приежки" с другими такими же своими собратьями по несчастью подальше от основного контингента.

Выманить "Чуню" для разговора оказалось не так уж просто, так как он старался лишний раз не покидать без надобности пределов административного корпуса, чтобы не оставаться без контроля воспетов. И "Михею" даже пришлось пуститься на небольшую хитрость, чтобы вытащить "Чуню" на разговор. Во время последнего приёма у штатного психолога Ирины Сергеевны, или Ирочки, как называли её пацаны, таращась больше на упругую, сжатую узкой белой блузкой грудь нежели слушая замысловатые психологические заключения, "Михей" обмолвился про свой давний конфликт на почве личной неприязни с ещё одним воспитанником и назвал фамилию "Чуни". "Ирочка" пообещала в конфликте разобраться и попросила воспета привести "Чуню" к ней в кабинет. Затащить того в пыльную подсобку находившуюся под лестницей, где хранились швабры с вёдрами и лопатами, после разговора с психологом было для "Михея" делом нескольких минут. Приложив слегка "Чуню" кулаком, он сбил того с ног и поставив на колени велел:

- Замри, сука! Иначе живым отсюда хуй выйдешь!

"Чуня", скованный ужасом, стоял, затаив дыхание, боясь пошелохнуться. Как он ни старался петлять, избегая встречи с пацанами, но теперь, стоя на коленях посреди вонючей, пыльной, пахнущей мокрыми половыми тряпками подсобки, он испытал реальный страх за свою жизнь. Тем более что перед ним находился не кто-нибудь, а "Михей", который мог сделать с "Чуней" всё что угодно. Осознавая, что он попал, "Чуня" жалостливо заскулил:

- Отпусти меня, "Михей", пожалуйста. Я всё сделаю для тебя.

- Сделаешь. Сделаешь, - усмехнулся "Михей", прислушиваясь к звукам в коридоре. Не услышав ничего подозрительного, он подошёл к "Чуне" почти вплотную и стал расстёгивать ширинку на брюках.

- Не надо, "Михей", прошу, - ещё сильнее заскулил тот.

- Что не надо? - "Михей" медленно, пальцами перебирал пуговицы на ширинке брюк.

- Я прошу тебя, "Михей", - "Чуня" готов был разреветься.

- Тебя, сука, пацаны давно в параше утопить хотят. Вот я им сейчас и помогу это сделать. Сначала обоссу тебя, потом ты отсосёшь у меня, а когда воспеты узнают, что ты загашеный чухан, то отправят на отряд, потому что такого чухана вонючего в свой кабинет никто больше не допустит.

Услышав о своих невесёлых перспективах, "Чуня" внезапно обхватил "Михея" за ноги и уткнувшись в них головой, затрясся в рыданиях:

- Я прошу тебя, "Михей"! Умоляю, не надо.

- Фу блядь! Отпусти ноги, пидор! Сейчас соплями мне все брюки измажешь! - "Михей" брезгливо задвигал ногами, пытаясь освободиться от "Чуниных" объятий. Ему было противно. Если бы тот не нужен был ему для реализации задуманного с "Туристом" плана, то он непременно избил бы этого чухана ногами прямо тут и сейчас. В какой-то момент "Михей" даже испытал острое желание смачно плюнуть тому в лицо, но сдержался, а вместо этого зацепил большим пальцем руки резинку своих трусов и демонстративно вытащил наружу из расстёгнутой ширинки член. Увидав это, "Чуня" ещё крепче сжал "Михею" ноги.

- Отпусти, сука, ноги, я тебе сказал! - прошипел "Михей" и с силой оттолкнул "Чуню" от себя. Разжав на секунду руки, "Чуня" потерял равновесие и рухнул на пол. "Михей", воспользовавшись моментом, поставил свою ногу ему на грудь и, пригнувшись, проговорил:

- Ты, сука, пидор, даже не можешь себе представить, какое я испытываю желание обоссать тебя прямо сейчас. Ты знаешь, что с тобой будет, если тебя к пацанам вернут? К тем самым пацанам, на которых ты, пидор, стучал?

"Чуня" лежал и не шевелился.

- Отвечай, сука! Хули ты молчишь? - "Михей" как можно сильнее надавил "Чуне" ногой на грудную клетку.

Ему даже показалось, что там внутри у него что-то хрустнуло. Но "Чуня" лежал, замерев, боясь пошевелиться, только сопли и слёзы были размазаны по его круглому, перепачканному пылью блестящему лицу.

- Ну так как будешь вину замаливать?

"Чуня" опять в полголоса что-то пробормотал с пола невнятное насчёт того, что готов на всё, лишь бы "Михей" его отпустил, и "Михей", понимая, что наступил момент психологического перелома, убрал ногу и велел тому подниматься.

страницы [1] [2] [3] [4] . . . [8]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Тюрьма, 18-19-летние

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>