BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сырный супчикЧасть 2 Мгновения существования, дискретные файлы, учтённые и заархивированные, мои чётки. Я
перебираю их и ускоряю темп движений. Долгой прелюдии не будет. Вас много, а я один.
Извини, Старик. Планета сотрясается в оргазменных судорогах. Теперь так очевидно,
что Земля именно Мать, и её протухавшее миллиарды лет влагалище - это самая большая
штука на свете, потому что им-то всё и накроется. Отсюда было отлично видно, как
молнии лупили в почерневшие башни небоскрёбов, купола храма Христа Спасителя и статую
Петра I, калеча и обезображивая эти нелепые памятники тщеславию вождей. Они надеялись,
что народ, поддавшись на их уговоры не паниковать, будет сидеть и пялиться в телевизор
до самого конца. Они считали, что всё знают лучше всех. Они думали, что "Лебединое
озеро" - это именно то, без чего мы не сможем спокойно сдохнуть. Самое гениальное,
до чего они додумались, - проорать в космос обращение Генсека ООН к "братьям по разуму".
Если какая-нибудь инопланетная цивилизация поймает этот сигнал, то они узнают, что
в этой части Галактики когда-то водились примитивные шарообразные грибы с дырками, растущие
на короткой ножке из черно-белого грунта. Особи шаро-грибов были малоподвижны и сообщали
другим представителям вида об опасности с помощью электромагнитных волн... Мутный бульон,
но свет достаёт светло-коричневое зыбкое дно. Большое, продолговатое, тёмное, едва колышется
над самым дном, словно спящая рыба. Страшное, потому что непонятное. Есть и звуки,
неузнаваемо исковерканные этим "сырным супчиком", как будто мне зажали голову коленями.
Но я один, я пытаюсь найти укрытие, спрятаться, я боюсь. Я не хочу! Так надо. Это мнимое
воспоминание. Нет такого файла. Я веду запись своей жизни дотошно и посекундно. Самая
первая записанная секунда - это белый кафель, белая ванна, прозрачная и тёплая вода. Я
лежу в ванне, а надо мной стоит седая женщина в белом халате и белых перчатках. Там было
всё такое белое и сверкающее, что вся моя остальная жизнь казалась суровыми сумерками, как
в голливудских антиутопиях. Эту женщину я долгое время считал своей матерью. И даже когда
уже не считал, образ остался, как аллегория счастья. Женщина-счастье мне понравилась, было
приятно, и я записал первое слово - "гидроколонотерапия"... "Святая Троица" Андрея Рублёва.
Разглядывая икону часами, я пропитывался исходящим от неё эротизмом. Плавность линий,
скрытая многоцветными хитонами динамика поз, одухотворённость и спокойное величие самых
прекрасных на свете ликов - это заводило меня так, что я кончал, даже не помогая себе
руками. Эротика намёков, чуть приоткрытая гением в кистях рук и обнажённых стопах,
сорвала оковы с моей фантазии, и я с нескрываемым нетерпением ожидал полевых испытаний.
Искусство, как штука совершенно бесполезная, принадлежит народу. Искусство что-то
должно народу, но непонятно что. Народ никому ничего не должен. Но народ знает, что он
хочет от искусства. Долго разбираться и задумываться ему не пришлось. Все стены и
заборы были испещрены матерными словами и изображением Президента в позиции ректальной
аттракции. То есть раком. Рисунок тут же приобрел сверхпопулярность. Он не просто затмил
другие графические изображения, всё изобразительное искусство было перечеркнуто этим
шедевром и теперь уже забыто навечно. Конечно, фантазия народа родила множество вариаций.
Президента трахал кобель, президента трахал улыбающийся негр с оттопыренными ушами,
Президента трахал дьявол с красными рожками и тому подобное. Президента трахали все,
включая Ктулху. Но самым знаменитым стал рисунок, где Президента трахает голубой медведь.
Это называли "медвежьей свадьбой". Народу нравилось. Так немного, оказывается, надо,
чтобы понравиться народу... Сашку ждала та же участь, что и Президента. Три дня назад,
пока телевидение ещё работало, показывали прямую трансляцию в 3Д. Голый Президент
оказался обычным маленьким мужичком с большой головой и рыхлым тельцем. Кровь у него
была густая, почти чёрная. Сперма сливалась с цветом белой холёной кожи, но когда она
попадала в кровь, это было по-настоящему красиво. Талантливый оператор-эстет специально
ловил такие моменты. Матросня восемь часов смотрела, смаковала подробности и оживлённо
обсуждала то, что видела на экране, наливаясь алкоголем. Мне даже достались остатки одной
из бутылок виски, в которую молоденький вихрастый матросик предварительно справил нужду.
Он угостил, я поблагодарил, и вихрастый обещал поделиться со мной ещё, когда будет.
Анархисты всё переживали, что им так и не удалось настроиться на канал трансляции запахов.
Не всем же так везёт в жизни - собственноручно опустить и казнить Президента. Он визжал
неприятно, фальцетом, словно девочка-целочка. Матросы ржали, заглушая шум бури, если
палачам удавалось добиться от Президента особенно забавного восклицания. Но когда ему
отрезали яйца нанолазером, то смотреть дальше им стало почему-то неинтересно. Матросня
материла палачей и фонтанировала идеями. У меня нашлась слеза для Президента. Ему
оставалось всего-то два месяца до выборов... Я отчётливо представил Сашкино лицо,
залитое кровью, и мне нестерпимо захотелось оказаться на его месте... Мы ели
разноцветные таблетки горстями. Это позволяло нам неделями работать непрерывно,
без сна и еды. После работы отсыпались вповалку на борту спецтранспорта, спешившего
на очередное светопреставление. Сомневаюсь, что даже в эти моменты нас оставляли в покое.
Никто уже не вспоминал инструкцию и не считал необходимым соблюдать какие-то правила.
Не знаю, что за стратегический план был у нашего командования и какова была его цель.
Бойцу этого знать не положено, от бойца требуется выполнение поставленной перед ним
задачи на отдельно взятом участке фронта. Может быть, если бы нас было не двое, а две
тысячи или хотя бы две сотни, то мы бы спасли этот мир. Там же умные дядьки сидят, всё
считают, моделируют, планируют. Либо был шанс, и мы не справились, либо в отчаянном
напряжении нас бросили в бой, как последний резерв... Моджахеды подбили вертолёт,
уносивший нас от цунами в Ферганской долине. Сели почти нормально, никто не пострадал.
Все бойцы спецназа героически погибли, защищая меня и Сашку. Если бы я не утопил поле
боя в феромоновом облаке, как в тумане, наверное, они смогли бы выжить. Им было всё
равно. Им больше нечего и некого было защищать. Потом мы бессчётное количество раз
переходили из рук в руки, как забавный трофей. Нас отдавали то за броневик с золотом,
то за килограмм дури. Мы сбегали, попадались, спасались и спасали. Жизнь не то чтобы
обесценилась. Она и раньше стоила не дороже любви. За любовь могут убить. Поэтому
проститутки перевелись быстро. И вовсе не потому, что их всех поубивали. Не всех,
но оставшимся стало не за что продаваться. Тогда они объединились в "Армию Любви" и
осуществили то, к чему всегда стремились: захватили Рублёвское шоссе. Последние хотели
первых. Хотели их власти и крови. Но оставшись в одиночестве, каждый осознал себя тем,
кем он и был на самом деле, - ничтожеством. От страха ничтожества сбивались в стаи, порождая
новых первых, их лизоблюдов, подстилок и, конечно, завистников. Я видел много "царьков" и
"боссов", опьянённых абсолютной властью надо мной. Они были надменны и излучали высокомерие,
но в их глазах мутным сырным супчиком колыхался страх. В одноглазом Старике страха
не было. Была только уверенность и сила. Я так долго искал своего Врага, а он спокойно ждал
меня здесь, где-то между шестидесятым и семидесятым этажами. Ждал, когда я приду к нему
сам. Мы легко преодолевали все препятствия и кордоны. В минных полях находились проходы,
в заборах всегда были проломы, а часовые в нужный момент смотрели в другую сторону. Я
пришёл и влюбился. Так надо... Молнии озаряли сразу весь горизонт, где-то там, где уже
был край Бездны. Через минуту накатывала ударная волна, гонявшая мусор по каньонам улиц,
как прибой гоняет морскую пену. Но и без такого освещения мы знали, куда идти. Исполинское
здание с автономным энергоснабжением соперничало с полыхающим горизонтом. Так сильный
спортсмен соперничает с океаном, пытаясь его переплыть. Здесь был свет, еда, вода и
огромные запасы оружия. А ещё здесь было много дури и матросов-анархистов в чёрных
бушлатах, кожаных куртках и расклешённых брюках. Я не смог сдержать улыбку, увидев
на голове Старика простреленную треуголку... Моряки нас почти не били. Решили, что их
слишком много, всё равно все не успеют, и захотели шоу. Здесь, где-то между шестидесятым
и семидесятым этажами, было принято развлекаться и в лучшие времена.
страницы [1] [2] [3] [4]
Этот гей рассказ находится в категориях:
Фантастика и мистика, Изнасилование, Групповой секс
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|
