Горячая гей библиотека

Ник, или Восемьсот тридцатый день сурка (глава 1)

Часть 4

За дверью раздались шаркающие, неровные шаги, я почувствовал удар адреналина во всём теле, и дверь отворилась. На пороге стоял Никита.

Я судорожно вздохнул и замер, не в силах произнести ни слова.

А ведь я его на самом деле люблю! Скотину эту!

- Ты, должно быть, Артём? - спросил Никитос, когда стало понятно, что я буду играть в молчанку.

- Я... - какой же он красивый! Какой замечательный! Глаз не отвести! - Вера Фабиановна...

- Да, она меня предупредила. Заходи.

Я на дрожащих ногах сделал шаг вперёд и оказался в святая святых. Никите пришлось подталкивать меня в спину, чтобы я кое-как дочапал до комнаты.

- Садись!

Я чувствовал Никиту в каждом предмете в этой комнате! Я купался в лучах солнечного света, проникавших в окно Никиты! Я был рядом с Никитой! Я дышал тем же воздухом, что и Никита!

- Да садись же! - рявкнул Ник, потихоньку начиная свирепеть.

- Я Артём, - пролепетал я.

- Я уже понял! - рассмеялся он. - Неужели ты так же собираешься и в пьесе играть?

Я молчал, не в силах оторвать от него взгляда. Как он прекрасен!

- Ну, давай перейдём на немецкий.

Уже через две минуты стало понятно, что с немецким у меня туго. На лице Никиты было написано жестокое разочарование. Он явно размышлял, не стоит ли выставить меня за дверь, а Фауста сыграть самому. Конечно, в новом прочтении - Фауст на костылях и в современном гипсе на ноге...

А я никак не мог прийти в себя. Кто бы мог ожидать, что меня настолько выбьет из колеи просто быть около Никиты!

Про свой план я забыл. Сидел с дурацкой улыбкой от уха до уха и повторял за Никитой всякую дребедень. Мне было так хорошо, что я совершенно потерял ощущение реальности. Никитос кормил меня какими-то сэндвичами, поил кофе, что-то рассказывал, лопоча на своём немецком, вдалбливал в меня строчки из пьесы, а я глядел на него, не в силах отвести взгляд. Ник это видел, начинал заикаться, и мы оба сидели красные и смущённые.

В полседьмого вечера в двери заскрежетал ключ, и Никита захромал встречать маму. Он тоже жил с родителями. Через пару минут я был ей представлен. Потом появился отец.

В той, прежней жизни, родители Ника меня ненавидели, считали исчадием ада, совратившем их сына с пути истинного. Впрочем, мои родители в той же степени и по той же причине ненавидели Никитоса. Что не мешало нам обоим периодически водить друг друга на семейные праздники...

Сейчас же мне улыбались, что-то благожелательно спрашивали, о чём-то по-доброму рассказывали. Вскоре мы сели ужинать. Не помню ни что было на ужин, ни какой у всего этого был вкус. Помню только собственное блаженство от того, что я был среди них, а напротив, прямо передо мной сидел Никита...

Очнулся я только у себя дома. Очнулся только для того, чтобы обнаружить, что улыбаюсь всё той же дурацкой улыбкой...

816-й день сурка

- Я Артём... - при виде Никиты заготовленная фраза застряла у меня в горле, но я кое- как сумел себя преодолеть и выдавить из себя: - От Веры Фабиановны... Чтобы ты со мной позанимался...

- Ну, заходи, - буркнул Никита, пропуская меня в дверь.

Он был прекрасен, как и вчера (а как по-другому!), но я, похоже, немного пришёл в себя и уже мог соображать. Во всяком случае, самостоятельно дошёл до комнаты, сам нашёл кресло, смог сказать несколько фраз "за жизнь". Кажется, я был даже способен вдумываться в то, чему меня учил Никитос.

Всё утро и полдня я пребывал в ауте. Смотрел на Никиту и не мог насмотреться. Слушал и не мог наслушаться. Ежесекундно ощущал, что он рядом. А уж что творилось с моим телом, и говорить нечего - меня аж трясло от желания!

Ближе к середине дня я немного адаптировался. Тут как раз подоспел обед, и я решился. Решился исполнить придуманный позавчера план...

Мы переместились на кухню, чтобы сварганить пару сэндвичей - у Никиты в пятницу 4 сентября репертуар был неизменен. Пока парень нарезал ветчину, я сварил кофе. В его чашку я бросил что-то из арсенала Васютки, свою же чашку сразу зажал между ладонями, чтобы случайно не перепутать.

Никита сделал глоток, второй. Потянулся за сэндвичем, но передумал. Почти целую минуту сидел не двигаясь на стуле и ничего не говоря. Я следил за ним краем глаза.

- Что-то меня повело, - проговорил он наконец. - Я на диван пойду, ладно?

Встал. Постоял, держась за край стола. Неуверенной походкой направился в сторону коридора. И сполз по стенке.

Я подхватил Ника, чтобы он не грохнулся головой об пол. Оттащил в комнату. Вернулся на кухню, тщательно вымыл обе чашки и переложил сэндвичи в холодильник - зачем добру пропадать!

По версии Васютки, состояние, в котором был Никита, называлось отключкой. На себе я действие этого снадобья пробовал несколько раз (далеко не добровольно!) и знал, что это похоже на провал. Только что ты разговаривал и что-то делал, а уже в следующую секунду открываешь глаза и обнаруживаешь, что валяешься где-нибудь в неподходящем месте, и с тобой произошли какие-нибудь крайне неподходящие вещи.

Ну, Никитоса тоже ждут сюрпризы...

Он был прекрасен!

Мой Ник! Такой красивый! Такой притягательный!

Он лежал у моих ног, неподвижный, безвольный, ничего не ощущающий, а я стоял над ним, готовясь совершить свою месть!

И вновь у меня было чувство, что я не могу на Никиту насмотреться. Не могу отвести взгляда. Всё в нём было завораживающим - ресницы, мочка уха, растрепавшиеся волосы, гипс на щиколотке! Да что перечислять! Даже от мизинца на руке было не оторваться!

Я знал каждую чёрточку этого лица, каждый миллиметр этого тела! И в то же время Никита выглядел как-то по-другому, незнакомо, слишком молодо. Пятьдесят лет я помнил Ника таким, каким он был, когда мы расставались, а ведь ему тогда уже исполнилось двадцать четыре, приближался следующий день рождения. Сейчас я смотрел на Ника более раннего, на много лет более раннего! Даже не такого, который меня впервые трахнул! Теперешний был ещё моложе! Тот беспутный вечер, когда я лишился своей девственности, ведь ещё только произойдёт, это примечательное событие в будущем!

Впрочем, дело было не только в календаре. В те годы Никита выглядел каким-то более зрелым, что ли. Я тогда, будучи почти на два года моложе, собственно, и воспринимал его как взрослого мужчину.

Сейчас Никита казался непривычно юным, хоть разница во времени и была не такой уж и большой.

Мой мозг давно адаптировался к моему же телу, и на большинство людей вокруг я смотрел глазами себя сегодняшнего. Молодые мужчины казались мне совсем взрослыми, чуть ли не пожилыми.

Теперь, когда я стоял над неподвижным Ником, во мне что-то щёлкнуло, и я вдруг увидел Никиту глазами себя настоящего, семидесятичетырёхлетнего. Увидел и вздрогнул - столь молоденьким он мне показался. Тоненький, стройненький, хрупкий, юный, невинный...

Не помню, кстати, когда Никита потерял свою девственность. Он, конечно, рассказывал. Какая-то девушка из бассейна. Но когда это случилось? Был ли он всё ещё девственником сейчас, в пятницу 4 сентября?

Я смотрел на юную версию своего Никиты и испытывал скорее отцовские чувства. Или чувства дедушки при виде внука. Конечно, восхищался его невыразимой красотой, но в этом восхищении было больше умиления и удивления, чем упоения.

В следующую секунду мои мозги справились со сбоем, и мир снова изменился, вернулся в привычное русло. Я посмотрел на Никиту как на парня, который старше меня почти на два года. Парня, который выше, массивнее, мускулистее! Красивого невыразимой, вызывающей у меня неодолимое желание красотой! Сексуальное желание - явное, бескомпромиссное, необоримое.

Я помнил, что секунду назад считал Никиту совсем пацаном, но, как я ни смотрел на него сейчас, не мог этого увидеть. Он был мужчиной, очень красивым мужчиной, которого я любил и которому невыносимо сильно хотел отдаться...

Ну да, отдашься тут, когда он в отключке!

Для начала я пригнулся и поцеловал его в губы, обалденные, электризующие, погружающие в другой мир губы. Потом ещё поцеловал. Потом стал целовать лихорадочно, быстро, жадно, будто мог не успеть. Потом отскочил.

Что-то было не так. В этих поцелуях не было жизни. Не было ни тепла, ни движения. Я целовал Никиту, но там не было Никиты. Будто... Будто мраморную статую целуешь! Статуи, они бывают очень красивые, но целовать их совершенно неинтересно.

Ну ладно. Похоже, я слегка переволновался.

Я положил руку Никите между ног. Под тканью спортивок ощущался мягкий, неэрегированный член, столь же прекрасный, как и весь Ник. Этот член оказался даже совершеннее, чем я его помнил.

От этого прикосновения мой собственный пенис сладостно заныл, сжимаясь, дёргаясь. У меня сбилось дыхание. Во рту набежала слюна, и пришлось сглотнуть. Получилось шумно.

Однако уже через несколько секунд я вновь испытал то странное чувство. Я продолжал мять член и яички Никиты в ладони, но всё происходящее мне теперь казалось совершенно неестественным. Ник был без сознания. Ник никак на мои прикосновения не реагировал.

Нет, не то.

Ладно. Я перевернул парня и провёл рукой по его заднице. Какая упругая! А форма какая! Само совершенство! Маленькая упругая задница совершенной формы! Ничего красивее Никитиных ягодиц в целом свете не было и нет! Сколько мужских задов я перещупал за пятьдесят с чем-то лет! Сколько перещупал за 816 дней сурка! Был ли хоть какой-то красивее? Собственно, был ли хоть один мужчина красивее, чем мой Никитос?

И... И при этом... Я мял упругую задницу Никиты, изнывал от желания, но ощущал лишь пустоту в груди.

Ах, если бы Ник хоть как-то отреагировал на мои прикосновения! Я тискаю его ягодицы, тискаю так, что синяки останутся, а он - ноль в ответку!

страницы [1] [2] [3] [4] [5]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, С братом, Фантастика и мистика

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>