Горячая гей библиотека

Богатырь Иванушка (глава 3, последняя, И это всё о нём)

Часть 4 (последняя)

Со всеми тело свое да "одноглазого монстра" я ублажал, а к двум так душой прикипел, наверное, я все-таки любил их. На третьем годочке службы в парке увидел молодого лейтенантика, на котором даже безразмерный комбинезон как-то молодцевато сидел. Запал он мне в душу с первой встречи. Я со всех ног помчался выяснять, что за новенький, оказалось, только вчера прибыл и технарем по боевым машинам десанта служить будет. То за мной все как на веревочке бегали, а тут сам "в силки этой суки любви попался", да так что не выпутаться. Даже интерес к сексу с постоянными партнерами упал, я с ним даже не ебаться хотел, а любоваться, гладить, целовать в пухленькие губки сердечком. Так бы и страдал до конца службы, да судьба, видимо, смилостивилась, поскольку распоряжением заместителя по тылу командира части направили нас обоих на технической машине в город на склады для получения запасных частей. Едем мы с ним, я за рулем, он рядом на пассажирском месте, а мне не столько на дорогу смотреть хочется, сколько в его бездонные зелёные колдовские глаза. И настолько моё обожание, видимо, было явным, что лейтенант краснел, отворачивался, пока напрямую не спросил:

- А чего это, товарищ сержант, куда не пойду, я Вас встречаю, мне, конечно, это приятно, но иногда даже перед дверью туалета оглядываюсь, а не идешь ли ты следом.

- Да Вы не бойтесь, товарищ лейтенант, я это так, с любовью, таких, как Вы, в жизни не встречал, уж больно Вы ладный да сметливый, - смущенно, но честно, ответил я.

Дорога располагает к общению, ехать часа три пришлось. Вот и мы стали вспоминать, все, что в жизни было, заодно и познакомились, Виктором этого милого парня звали.

Поэтому когда уж в город прибыли, он по-дружески предложил:

- Давай не в части поедим, когда еще на довольствие поставят, а в кафе: выберем, что поближе к воротам складов, можно и чуть-чуть спиртного, наверное, давно не пил?

После сытного обеда, правда, в столовой, а не в кафе, где и спиртного-то не было, поехали на склады. Там обрадовало известие, что в казарме для прикомандированных на время военных - ремонт и можно устроиться в гостинице, что недалеко располагалась. Вот тебе и второе везение! По пути заехали на почту, и я получил перевод от бабушки ко дню рождения, целых пятьдесят рублей. А заселившись в двухместном номере, с душем и телевизором, вообще почувствовал себя, как на гражданке.

Вечером, по случаю своей днюхи, пригласил Виктора в ресторан, что на первом этаже. И там впервые пил пятизвездочный коньяк "Арарат", закусывая шашлыком. После принятого спиртного наше доверие друг к другу просто "на дрожжах выросло", да и старше он меня был всего на полтора года. Наше хорошее настроение и радость и приятельское обожание было таким, что шли мы по коридорам, обняв за плечи и периодически слюнявя поцелуйчиками щеки, он мою правую, я его левую. Как-то само собой получилось, что в душ пошли вместе, предварительно скинув одежду. И только там, под струями теплой воды, увидели красоту своих тел в новом свете. Да так, что, не говоря ни слова, стали мыть намыленными руками друг друга. И как-то уже так, незаметно, оказались они на наших полувставших членах, которые и окрепли до полного стояка. И прижав их своими телами к животам, стали целоваться в губы, с каждым разом всё горячее и продолжительнее. И взявшись за руки, разговаривая только глазами, пошли в комнату, где сдвинув кровати, возлегли на это ложе.

Мы целовались и оглаживали тела, наслаждаясь бархатистостью кожи, останавливаясь на башенках сосков. Это было так долго, что яйца ломило, а стволы просто стали каменными. Витя, вздохнув, как "перед прыжком в воду с десятиметровой вышки", развернул себя и припал губами к моему хую. Я, не размышляя ни секунды, вобрал по миллиметру красоту его семнадцатисантиметрового красавца, который был такой же ладненький, как и его хозяин.

Время растворился в пыхтении и причмокивании, каждая клеточка всего меня где-то парила от радости, что свершилось. Какое же это, оказывается, духовное удовольствие, которое просто на порядок выше только физического контакта, когда ты обладаешь телом человека, который завораживал одним только своим присутствием. Я, наконец, реально понял состояние, когда говорят, что "душа поет", мы оба не столько получали телесное наслаждение от подобного контакта, сколько как-то по-новому изучали суть другого, такого враз ставшего дорогим и необходимым, как глоток воды или радости вдоха, когда "легкие рвутся при глубоком нырке в озеро".

Эта ночь без сна была только началом, в нас как будто вселился ненасытный дух обладания. В течение полгода, несколько раз на дню, мы уединялись то в моем убежище в помещении дизельной, то в бронетранспортере, стоящем на стоянке в парке, то в его кабинетике у ворот технической зоны, то в маленькой комнате общежития, где, слава богу, он жил один. Как будто знали о скором расставании...

Он уехал срочно, не попрощавшись, я на летних сборах был, по переводу в другую часть, ближе к родительскому дому. Как же мне было плохо! Я потерял весь интерес к жизни, сидел и плакал душой, уставившись сухими глазами в пустоту.

Пробудил меня к жизни ангел. Да, да! Такой восточной красоты юноши я никогда не видел. Чудо по имени Зафар! И это был первый случай, когда, я, пользуясь положения "дедушки" за полгода до дембеля, сам просил зачислить его ко мне, хотя никакого технического образования и специальности у него не было. Терпеливо учил, сам мыл от мазута и грязи. Сам без всякого разрешения начал у него сосать всего-навсего десяти сантиметровый обрезанный хуечек. И делал это как вокзальная шлюха, забывая, что он "салага", а я "дембель". Пока спустя два месяца, приучив его к возлежанию "валетиком", убедил дрочить мою жердь, а потом уж он сам стал полизывать, пока не засосал, насколько смог. Ни я, ни он меня не ебал. У него уж больно узенькая маленькая аккуратная попка была, да и верещал он по-узбекски так, когда я к его ямочке пальчиком прикасался, что мне казалось, что укусит, как гюрза. Да и боялся, что порву его, жалко было этого миниатюрного мужичка. И он единственный в ночь перед моим отъездом плакал, причитая, что завтра не будет всего того, к чему привык. Виню себя, за то, что совратил, а может быть, наоборот, наградил знанием нового достижения удовольствия"...

Вот под такие воспоминания и протекала наша жизнь. Только не надо думать, что мы оба зациклены только на сексе в нашей семье. Нет! Мы работали, много ходили по Москве, посещали театры, выставки, музеи. Каждое лето ездили на хутор к бабушке, где наши дни отпуска проводили с пользой для себя и окружающих. Но за все годы тени обид или ссор прошли мимо. Ваня - удивительно мудрый человек для семейного быта. Никогда не надоедал, умел быть рядом, но не отнимая твоего жизненного пространства. Ни разу у обоих не возникала желания "сходить налево". Мне его темперамента и постоянной готовности к сексу хватало даже с лихвой. Он всегда считал, что не надо искать чего-то, когда всё рядом. Его жизненное кредо: "Чем больше свободы, тем больше доверия! Удовлетворять под завязку, но оставляя чуть-чуть голодным в постели, чтобы хотелось этого всегда! Отдавать всё, что заработано в семейный бюджет!" И я мастерски распоряжался всем, отправляя деньги бабушке, планируя семейное хозяйство, а остальное хранил на счетах в банке, где один мой, а один его.

Наше трехлетнее проживание было настолько безоблачно-счастливым, что я начинал опасаться всего, уж настолько удивительными были эти годы. Телеграмма об инсульте бабушки стало громом среди ясного и голубого неба нашего беззаботного СЧАСТЬЯ! В этот же день он улетел в Донецк. Мы созванивались каждый день. Бабушку выписали из больницы, но жить одна она уже не смогла. Предложение перевезти ее в Москву она отвергла: "Прости внучок, но помирать буду дома!" Как только позволяла работа, я мчался в Донецкую область. Все лето, благо у меня в такое время и большой отпуск, проводил у любимого, помогая ухаживать и вести хозяйство. На третье лето, приехав, обнаружил в помощниках упомянутого выше Мирослава, который, приехав к бабе Гане, остался в хуторе навсегда. Я понимал, что виноват сам, я не сделал того, удерживаемый ложными ценностями Москвы, что сделал этот парень, бросив престижную работу в Киеве ради Ивана.

Что делать? Да, мне было плохо. Да, какое-то время мы делили Ивана с Мирославом в постели, но никогда не спали втроем. А потом я уезжал, а он оставался. И в один раз в тёмную ночь, после обливания слезами подушки, я понял: "Если любишь, отпусти! Не заставляй рвать ему сердце, уж коли так получилось". Сказать, что потом было просто, значит обмануть. Только через месяц я смог обо всем написать письмо Ивану и всё поведать. Он ответил, что благодарен мне, что так же любит, но бросить бабушку не может. Да и не оценить поступок Мирослава выше его сил. А жить вместе и быть чужими он не в состоянии, да и был он в его бытии раньше, чем я. Заканчивалась письмо фразой со словами: "Прости, ты всегда со мной, и наши счастливые дни не в состоянии отнять никто!"

Будь счастлив, мой богатырь Иванушка! Пусть все будет так, как есть. Что будет, не знает никто, но я всегда жду тебя, моя сказка, моя быль, моя любовь. Ждать днем и ночью, весной и осенью, зимой и летом. "Неисповедимы пути твои, господи!"

страницы [1] [2] [3] [4]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Военные, Молодые парни

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>