Горячая гей библиотека

Домбра (глава 2, последняя)

Часть 5

Ветка спасительно сдержала моё падение, мне повезло. Я выжил, отделавшись лишь переломами ноги и руки, двух рёбер да лёгким сотрясением мозга - сущие пустяки! Господь не позволил мне погибнуть так рано да ещё так глупо. Всевышний милостиво подарил мне возможность жить и дальше, чтобы мог я искупить свою вину. Но как искупить мой грех тягчайший теперь?

Теперь, лёжа в палате, загипсованный и перевязанный, я всё мечтал о том, что в палату обязательно войдёт Домбровская Лидия Васильевна, я так сильно этого жаждал, что ухаживающая за мной медсестра сказала, будто я даже бредил Домброю во сне. И я мечтал о главном: о возможности попросить у неё прощения, от всей души извиниться за себя и за Дениса. Но она так и не пришла ко мне. Было ясно лишь одно: она просто не желает меня знать. "Понятно... секс совместный - ещё не повод для знакомства...", - с горькой улыбкой подумал я.

Больше я вообще Домбру не видел. Уже позже я узнал, что она всё же заходила в больницу и, справившись в регистратуре о моём здоровье, ушла, ничего не передав мне - ни слова! Ещё я узнал, что она подала заявление на увольнение из школы сразу после того, как меня, переломанного и разбитого, скорая отвезла в больницу. Вот и всё: больше Лидия Васильевна не работала в нашей школе ни дня, не согревала душу влюблённым в неё ученикам добродушно-солнечным обликом своим, своей красотой, своей харизмой...

Правда, в палату ко мне регулярно наведывался сам Пиля! Нужно отдать должное товарищу по приключениям: меня он тогда сильно морально поддержал, и, несмотря на свою авантюрную натуру, другом он оказался стоящим, интересным и, главное, надёжным. Вот тогда, уже в больнице я с ним по-настоящему и подружился. Друзья ведь познаются в беде! А он меня не бросил.

Он чистосердечно снова мне признался в том, что давно уже по уши влюблён в Васильевну и мечтает в будущем обязательно жениться на ней, несмотря на огромную разницу в их возрасте. Только лишь в этом я не мог согласиться с другом, поскольку сам жаждал стать настоящим мужем дорогой мне, но навсегда уже недоступной женщины, у которой добродушная внешность, но при этом такой стальной характер... Однако с Денисом мы прекрасно поняли друг друга и в этом тоже и, чтобы не делать один другому больно, перестали говорить о любви к нашей общей мечте - женщине, которую хоть и преступно, но телесно познали вместе.

Мы с Пилей стали испытывать друг к другу тёплые братские чувства. Впрочем, мы и стали "братьями по крови"... крови нашей потерпевшей Домбры. Где-то я слышал, что ничто не сближает людей так, как совместно пролитая кровь. Но мы тогда не могли ещё знать чего-то очень важного. Не могли мы знать в ту пору, что через годы сблизит нас не только это...

Что же касается директора школы, то тут осталась загадка для меня. Денис уверенно твердил, что никакой директор в кабинет завуча тогда не заходил. Вот те раз! Валерий Павлович просто не смог бы зайти, поскольку ключ я провернул в замочной скважине изнутри. Так что этот ключ не позволил бы вставить другой ключ снаружи. Но тогда получается, что всё это безумие с полуголым Палычем просто не существовало на самом деле?! Значит, кроме Домбры и Дениса я ни с кем ещё в кабинете не мог быть тогда!

- Да ну чё бы ты на взрослого дядю накинулся-то, с какого перепугу? - рассмеялся Пиля моему вопросу, после того как я подробно поведал ему всю историю, изложенную выше.

Сидя на табурете перед моей больничной кроватью, он убеждал меня:

- Реально было всё, что ты мне тут рассказал... всё, кроме Палыча, которому ты поставил палку. Сдаётся мне, что директор наш вообще не в курсе того, что мы в кабинете у завуча бывали и что там вытворяли с ней. А она нас с тобой, между прочим, не заложила, иначе б в школе был такой переполох, сам понимаешь!

- Но как же... Ведь я чётко помню!

- Неужели ты правда думаешь, что здоровенный мужичара позволил бы себя натянуть какому-то неопытному пацану! К тому же - это ж целый директор! Он уважаемый человек, дорожащий своей репутацией и репутацией школы. И где это видано, чтобы пуговицы от ширинки, как пули, отлетали?! Чё-то тут не то... Странности не замечаешь? Да чтоб ещё и я... отсосал у мужика?! Ты что, совсем? А я вот думаю так: когда ты спускал, ну... в меня, а я в Домбру, у тебя начались глюки в голове - от перенапряжения, от волнений. Говорят, такое бывает. Так что скачки с директором - это тока твои фантазии получаются. А знаешь, почему я так подумал? Ты совсем не куришь, а соликс сделан в лаборатории на основе ядов, составляющих никотин, и плюс ещё каких-то хитрых добавок. Ты тогда хоть и не нюхал розы, но испарения от них всё равно витали в кабинете завуча. Мне-то хоть бы что: я ж курю, ты знаешь, а у тебя крыша поехала реально! Нанюхался ты по-любому. Глюки, братуха, глюконат кальция! - хохотнул он. - Ты вошёл во вкус сзади меня, вот и понесло тебя вразнос - понравилось! К тому же нервы, стресс, переживания... Потому и поймал ты клин. Бывает!

- А вот не надо было допускать до белого каления! - фыркнул я.

- Не надо было допускать до белых коленей? Да уж, до коленей женских ты дорва-а-ался! - подколол меня товарищ. - А что касается Палыча, так хорошо, хоть не с крокодилом каким привиделось тебе, а с самим директором школы - милейшим человеком! - не выдержал и прыснул он от смеха. - Ну, ладно-ладно, не обижайся. Ты отравы от роз нанюхался, это понятно. Так что никакой не Палыч, а испарения от соликса тебя и вырубили, плюс прыжок твой из окна потом - всё это повлияло. Ты ж об асфальт аж с третьего этажа долбанулся! Так что ещё и не такое с мозгами могло статься! Видишь, ты даже не помнишь, как мы с тобой вышли из того кабинета. А слиняли мы по-хитрому. Я сначала уговорил выйти тебя, а сам остался с ещё спящей Васильевной. Перед этим, правда, мы с тобой её полностью одели и посадили в кресло. Порядок там, на столе восстановили - всё чин по чину! Я даже её кровь с пола стёр. Она могла бы и не знать, что мы с ней там накуролесили, если б не порванная целка, которая, понятно, у неё болела. Когда она очнулась, сидя в кресле, я сразу вышмыгнул из кабинета и плотно закрыл за собой дверь. Она меня и увидеть после пробуждения не успела. Вообще никто не мог видеть, как мы из её кабинета по одному линяли, потому что народ к вечеру уже весь отвалил по домам, а сторож на первом этаже бухал с какой-то тёткой - праздник же праздновали, Восьмое марта! Так что доказательств против нас нет никаких. Выебали бабу, и хорошо, всем хорошо. А тебя, кстати, я от школы до твоего дома еле довёл - тебя реально штормило, и даже рыганул ты пару раз. Родаки твои перепугались, так я им навтирал, что флакон какой-то, брошенный на улице, нашли, и ты нюхнул. Вроде, поверили.

- Значит, Валерия Павловича я не... ну, не это? Но а с тобой-то как? Я и вправду там после Домбры с тобой, ну, взял у тебя... и всё, что тут тебе сказал?

Денис смущённо покраснел, пухлые щеки его ярко полыхнули. Таким он мне стал нравиться всё больше, поскольку напоминал любимую, хотя бы лицом (правда, и телом почти что тоже).

- То, что ты делал там со мной, это чистая правда. Врать не буду, так всё и было... - сказал Денис. - Но повторяю: никакой директор этого видеть не мог. Там, кроме нас с тобой и Домбры, не было никого. А завуч после того, как мы, то есть я её оттянул хорошо, уснула. Ну, а дальше я тебе уже сказал, как мы слиняли с кабинета и всё такое. Всё.

Когда друг закончил говорить, я устало откинулся в кровати и задумался: "Значит, всё, что с Палычем было, лишь привиделось мне?". И всё ж оставалось чувство: чего-то Пиля не договаривал. Этот хитрый бестия с озорными глазами, сидевший сейчас рядом... Ну, не законченный же я глюкоман! Что-то тут не то...

Завуч Домбровская не подала в суд ни на меня, ни на Дениса; вообще нас - двух преступников - даже не вызвали в милицию. Тишь да гладь! Значит, действительно никому ничего не сказала она о случившемся, не выдала нас. Но то паскудство, что мы с Пилей учинили... Молодцы, нечего сказать! Вместо мозгов в нас работала лишь дурная похоть. А Лидия Васильевна, напротив, оказалась настоящим Человеком! У поэта Николая Тихонова есть такие строки: "Гвозди бы делать из этих людей, Крепче бы не было в мире гвоздей!". Я преклоняюсь перед этой крепкой, удивительной женщиной и по-прежнему... люблю её, люблю, люблю... Я по-прежнему схожу от неё с ума...

После выписки из больницы я ещё поучился пару месяцев в той школе. Иногда случайно встречая директора где-нибудь в школьных коридорах или видя его, когда он возглавлял построения на линейку, всё пытался я заметить в его глазах хоть какой-то, хоть захудалый интерес ко мне - знает ли он про то сокровенное, что случилось в кабинете, или нет? Но глаза руководителя школы были абсолютно безучастны к моей персоне, он лишь иногда скользил по мне взглядом обычным, без какого-либо интереса, как и по любому другому ученику. Значит, прав Денис: всё, что у меня возникло в памяти о событии в кабинете с Палычем, всё это - лишь галлюцинации после воздействия соликса на непривычный к ядам организм. Что ж, это всё и объясняет. И слава Богу! Иначе б сгорать мне от стыда, и совесть тогда б окончательно меня загрызла. Те порочные образы, безумная связь с директором... это нелепо, ужасно, и я гоню от себя эти мысли прочь.

страницы [1] . . . [3] [4] [5] [6] [7]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Мужики и молодые, Групповой секс, Бисексуалы

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>