BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Там, где гниют эдельвейсыЧасть 5 (последняя) Я держу твою ладонь двумя своими. В жидковатом полумраке моей спальни видна разобранная
кровать, прикроватная тумба с фруктовой корзиной и твоими сигаретами. Ты сидишь на постели,
не сняв пальто. Твоего лица не видно: голова опущена, тёмная челка нависает над глазами
тревожным крылом галки. Сегодня четвёртый день после похорон твоей жены. Ты позвонил
внезапно: я собирался лечь спать, потому и встретил тебя в пижаме, забыв, что давно из неё
вырос и что показываться в ней, должно быть, стыдно. Даже не кивнув, ты прошёл внутрь
комнаты, пнув ногой баскетбольный мяч, попавшийся тебе на пути. Откатившись в угол, он
с грохотом опрокинул напольную египетскую вазу, которая тут же раскололась надвое. Хорошо
ещё, что родителей не было дома - мать поднимает шум по поводу любого убытка. Я не стал
обращать внимания на этот маленький инцидент, прошёл мимо тебя и, распахнув окно настежь,
сел на подоконник. - Извини, - пробормотал ты, рассеяно опускаясь на кровать. - У тебя
всегда хлам под ногами валяется. Я выглянул на улицу. Старое каштановое дерево,
могучими ветвями доходившее до самой крыши многоквартирного здания, в котором поселилась
моя семья, целиком увязло в синеватых вечерних тенях. Белые скамейки у основания его мощного
ствола казались предметами игрушечной мебели, небрежно побросанными маленькими девочками.
Сейчас я почему-то остро захотел оказаться там, внизу, чтобы задом ощутить ребристые
выступы их деревянных плетений, напоенных соками отгоревшего солнца. - Если ты устал,
полежи, - бросил я тебе, не поворачивая головы. - Мои не скоро вернутся. Ты не ответил.
Не поменял позу. Казалось, ты не осознавал, где находишься. Никогда прежде ты не приходил
ко мне без предупреждения, соблюдая маниакальную осторожность в самых несущественных
деталях. Я слез с окна, плотно прикрыв ставню. Устраиваться на кровати рядом с тобой
показалось мне сейчас неуместным, поэтому я растянулся на паласе возле твоих горестных ног.
Тебя было почти не различить в сгустившейся тьме, но я ощущал горячий запах, исходивший
от твоих ладоней, шеи и губ. Ты чуть сдвинул ногу и, наткнувшись на меня, положил ступню мне
на грудь, намеренно давя на область сердца. Вывернувшись, я ударил пяткой по твоей коленной
чашечке, и ты, охнув, грубо выругался в мой адрес. Затем ты сгрёб меня с ковра, поднял,
как щенка, к самому своему лицу и, пропиливая взглядом, прохрипел: - Она ушла, слышишь?
Не об этом ли ты втайне мечтал, мелкий сучонок? Я молчал, сжав веки, чтобы не видеть
этих страшных огоньков в глубине его зрачков. Не давая мне опомниться, он вдруг резко
прижал меня к себе и с какой-то ненавистью впился губами в мой растерянный рот. Его
горьковатый язык влажно ворочался во мне, совсем близко посверкивали белки закатившихся
от животной похоти глаз, а чудесные смуглые руки нежно водили по моей коже под пижамой,
подчиняя себе мою взбунтовавшуюся сущность. Я целовал его мягкие прокуренные губы и
со стремительно растущей в предсердье болью обхватывал руками сильную шею, пружинисто
выгибающуюся в разрезе чёрного свитера. - Только ты остался. А зачем ты мне, скажи? Куда
я тебя, сопляка, дену? - твои бессвязные реплики сменились глухими вздохами, когда мои
опухшие губы обхватили твой налившийся кровью орган, требовательно восставший из гнезда
густых кучерявых волосков. Знаю, ты ненавидел меня в это мгновение. Знаю, что и я
ненавидел тебя, а ещё больше себя - за слабость, за животную тоску, за несвоевременную
похоть. Здесь были мы оба: ты, загнанный болью в угол клетки узник своих противоречий и
желаний, и я, который вместо того, чтобы освободить тебя от сомнений и затянувшейся связи,
в очередной раз утягивал тебя в трясину своей любовной лихорадки. - Ты останешься тут
ночевать? Ты никогда не оставался у меня на ночь, - мои мысли, подстёгиваемые всё
нарастающим желанием, стали путаться. - Родители с утра укатят на работу, и они даже
не узнают, что здесь кто-то был. Я запру дверь. - Нет, - прошептал ты, больно сдавливая
мне голову пальцами. - Не-е-ет! - Пожалуйста, Имран! Я не хочу отпускать тебя в ночь!
Тебе нечего сейчас делать дома одному. - Я сказал, - твой голос стал почти жёстким. -
Сейчас я кончу в твой сладкий ротик, уложу тебя в кроватку и свалю отсюда. Я не собираюсь
впутывать тебя в свои проблемы. Мал ты ещё для этого. Я выкарабкаюсь, брат. Дай мне только
немного времени. Немного времени... Вот так! Глубже! Возьми его целиком, мышонок, насадись
на него горлышком до предела! Хорошо! Хо-ро-шо-о-о! Моя челюсть, онемевшая от фаллической
атаки, отказывалась воспроизводить речь, поэтому я никак не реагировал на твои реплики,
старательно сглатывая горячую пряную слизь, мелко выстреливавшую в мой рот. Ты утробно
дышал, да боли стискивая нежную кожу на моей шее. После ты бережно подобрал меня с пола и
перенёс в постель. Мы вместе легли: я полураздетый, в расползшейся ещё отроческой пижаме,
и ты - как был, в пальто. Твоё неровное дыхание, бьющее в моё ухо, звучало для меня как
колыбельная, самая прекрасная из всех возможных на этой погибающей земле. Затем, устало
прикрыв веки, я провалился в тяжёлый полусон. В нём отдельным фрагментом прорисовывалось
неспокойное зимнее море, засиженное голодными серыми чайками. Я видел себя бредущим
от одного непогашенного фонаря к другому, уже взрослого, с множеством незаживших ран и
горьких потерь, одетого в чёрное одинокое пальто - твоё пальто. Не твоё ли дыхание
у моей щеки стало шумом прибоя в этом странном сне? Куда я иду в нём? Что за сверкающая
даль за зыбким январским туманом влечёт меня к себе? Ответ приходит не сразу, но это
мучительный и прекрасный ответ. То весна на склонах Эльбруса, стозвучная, вечно юная
и вечно древняя весна! И этот сладковато-душный аромат, от которого низ живота обволакивает
негой, он кажется мне знакомым. Так пахли твои губы в тот незабываемый майский вечер, когда
ты по-настоящему поцеловал меня в тени кустов шиповника в Предгорье. Сейчас я определил
этот аромат, он ведёт меня от стужи к яростному солнцу весны, обратно в юность. Это аромат
гниющих эдельвейсов... Резкий укол в сердце толчком выбрасывает меня из дрёмы. Я быстро
поворачиваю голову, усмиряя дикий страх, затапливающий моё сознание, и едва успеваю увидеть
ромб твоей спины, перегнувшейся через бортик подоконника в беззвёздную ночь, пойманную
в лапы каштана... Я не закричал, не бросился выручать тебя. Моё сердце сорвалось раньше,
чем твоё тело, и ты, устало летящий вниз, к игрушечным белым скамейкам у подножья
гигантского дерева, был пойман в светлые ладони моей прощальной молитвы. Здесь или там,
на суровом заоблачном пике, я вовеки останусь твоим полнокровным эхом, одиноким младшим
братом, живущим в тени креста... Март, 2011.
страницы [1] . . . [3] [4] [5]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Азия и Кавказ, Мужики и молодые
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|