Горячая гей библиотека

Резиновые трусы

Часть 3 (последняя)

Уже когда его кончили пороть, Женьке вдруг стало ужасно обидно, что с ним так поступили. Едкая горечь подкатила к горлу не оттого, что ему было больно, и все видели, как его унижают, а от их удовлетворения, ненасытного желания участвовать в его позоре, наблюдая за тем, как постепенно удаётся вожакам сломить его волю. Хуже нет неожиданно обнаружить врага в том, кому до этого доверял. А когда таких врагов целый отряд? Сейчас он плакал не стесняясь, не думая о том, что все это видят, и он очень сомневался в том, что у кого-то из них возникла хоть малая нотка жалости по отношению к своему бывшему приятелю.

Качок, наверное, был рад больше всех, хотя ничем не выдавал своего настроения. Тем же суровым менторским тоном он продолжал:

- Вставай на колени и проси у нас прощения.

Прохор с Лузгой насильно опустили его на колени. Они встали напротив вместе с Качком как три значительных человека.

- Только не одним словом. Сначала расскажи всем, что ты сделал, объясни, что ты понял всю мерзость этих поступков, и после дай нам соответствующие обещания. Это горько и обидно - каяться в таком виде и поротым, но ты должен через это пройти. Мы все должны тебя услышать. Ну? - они выжидательно на него посмотрели.

Парень молчал, только слёзы, не желая останавливаться, так и текли у него из глаз. "Они просто издеваются надо мной", - думал он. Его разрывали злоба и отчаяние. Он знал, да и многие парни знали, что сам Качок когда-то и воровал, и сдавал ментам своих бывших дружков, а теперь вот представляется честным и строгим наставником. Скотина!

- Мы ждём.

Качок подошёл к нему, сдавил пальцами его щёки, приподняв голову и заглянув в его заплаканные глаза.

- Что молчишь? Боишься говорить сквозь сопли? Не бойся, тебя все прекрасно понимают. Но молчание означает, что ты не прощён и не сможешь быть с нами в одной команде.

Пожалуй, и тот, и другой уже были уверены в том, что их пути теперь навсегда разойдутся. Но сцена ещё не была сыграна до конца. Всем хотелось ещё немного поглумиться над юношей.

- Ну что, будешь говорить? - донимал Качок парня.

- Иди ты в задницу.

Юноша хотел произнести эти слова с презрением, но получилось хлипко. Его голос опять дрогнул, рот забился слюной. То ли от досады на себя за то, что ему не удалось собраться в нужный момент, то ли от переполнявших его чувств он неожиданно плюнул в Качка, но и в этом выглядел нелепо. Плевок не получился, парень лишь слегка забрызгал слюной штаны наставника. Качок даже не пошевелился, сохраняя величественное спокойствие, потом отошёл в сторону, задумавшись. Видно, он не был готов к такому повороту событий.

- Всё ясно, - произнёс он, глядя на Женьку. - Слишком гордый, значит. Только ты зря упрямишься, всё равно будет по-моему. И прощения будешь просить, и на коленях стоять столько, сколько прикажут. А перед этим - умолять о пощаде. Щенок, - он толкнул юношу, тот повалился на бок. - Не понимаю, зачем тебе это надо?

Стало ясно, что парню сейчас не поздоровится.

- Ну-ка, принесли сюда вон то брёвнышко, - скомандовал он ближайшим пацанам.

Ребята снова оживились, но в некотором напряжении, ожидая того, что сейчас будет. Качок бросил на бревно сложенное вчетверо одеяло, и Женьку положили на землю, перекинув через бревно, попой кверху. Ноги и руки у него были связаны, их натянули верёвками вперёд и назад, надёжно закрепив концы на вбитые в землю колья. Таким образом, его пылающая голая задница была оттопырена, очевидно, для дальнейшей экзекуции, а сам он был связан более основательно, чем в первый раз. Докурив сигарету, Качок сел верхом на бревно рядом с парнем.

- Стоять ты, наверное, устал, поэтому мы подготовили тебе более удобную позу. Лежи и наслаждайся.

С этими словами он вытащил из штанов свой широкий ремень, сложил его вдвое, а затем с силой щёлкнул им по больному заду. Юноша вскрикнул, как ошпаренный. Качок, не спуская глаз с бордовых ягодиц, будто любуясь эффектом своей работы, лупил юношу в размеренном ритме, отвешивая ему целую серию горячих. Боль была невыносимая! Парень кричал и дёргался, временами довольно интенсивно, пытаясь вырваться из неволи или повернуться на бок. Молодая упругая попа тряслась от щелчков. На ней уже не было живого места, она вся опухла от наслоения рубцов, а Качок всё подзадоривал наказуемого очередным крепким проходом. Потом он остановился, дав юноше немного отдохнуть. Тот тяжело дышал, как загнанная лошадь, всхлипывая и глотая слёзы.

- Ну что, образумился или продолжим? - спросил воспитатель, приподняв голову Женьки за волосы, и, не услышав ответа, воткнул её обратно в вытянутые руки, затем продолжил:

- Сейчас тебя попотчует Лузга. Садись сюда, - он указал тому на место напротив.

Лузга с готовностью уселся на бревно по другую сторону от парня, поймав брошенный ему ремень, игриво помяв его и пощёлкав им в руках. На его губах промелькнула едва уловимая довольная ухмылка. Однако крепко бить он не решался, видя, что Женька и так уже безмерно страдает.

- Что ты его гладишь, как барышню на свидании! Бей сильнее, - прикрикнул Качок, и Лузга несколько раз выложился по полной.

Он видел, как от его резких движений импульсивно сжимались мышцы ягодиц, а изо рта парня, который ещё утром сравнивал его с дерьмом, вырывался полный мучительного нетерпения вой. Он сразу это вспомнил, даже увидел перед собой гнусную Женькину физиономию в тот момент, и ему понравилось его бить. Он быстро почувствовал удовольствие от того, как вздрагивает истязаемое тело, как вопит этот засранец, как славно жжётся опускаемое на беззащитную жопу его орудие, и, самое главное, от того, сколько теперь безумной злобы имеет этот парень на него.

Однако Женька уже ничего не соображал. Он выл и не знал, когда всё это закончится. Ему было страшно. После небольшого перерыва ремень снова взял Качок, и юноше показалось, будто он уже в аду. Громкие щелчки сотрясали тишину. На их фоне его выразительные крики дополняли действие до картины какого-то жуткого истязания. Парни, стоящие вокруг, давно молчали, угнетённо наблюдая довольно жёсткую порку их ровесника. Через несколько минут тот поплыл.

- Хватит, хватит, сука! Больно! - сквозь сопли взмолился Женька.

- Не то говоришь, стервец, - изголялся Качок, отвешивая по больному заду в очередной раз.

- А-а-а-а! - гортанно и громко протянул парень, чувствуя свой конец.

Он в последний раз дёрнулся, взглянув на крепко стягивающие его верёвки, и, как-то неестественно взвизгнув после сильного удара воспитателя, заплакал навзрыд:

- Прости, прости, хватит! Я мерзавец, я урод, - охрипшим от натуги голосом сквозь сопли и слёзы заголосил он.

- Так, так, отлично. Давай продолжай, - и Качок всадил ему столь же больно, как до этого.

- Я поступил по-свински, пытаясь на вас на... - он громко всхлипнул, - ...житься. Я нечисть!

Он голосил без остановки, поскольку удары не так часто, но всё ещё донимали его.

- Я осознал свою вину! Прости-и-те! - это был рёв замученного в концлагере. - Прошу-у-у!

Пожалуй, теперь на него было больно смотреть. Кое-кто из парней потупил взор. Качок чуть задумался, последний раз хлёстко рубанул парня по ягодицам и опустил руки, поднявшись с видом человека, выполнившего свой священный долг.

- Вот так, - и он бросил ремень на Женькин зад.

Парни стояли не шелохнувшись. Даже Прохор с Лузгой.

Потом Качок подошёл и присел на корточки у головы юноши. Тот рыдал не останавливаясь. Будто отец, Качок положил руку на его голову, мгновенно став добрым и отзывчивым:

- Ничего. Всё нормально. Ты попросил прощения, и это самое главное. А то, что тебя пороли... - он окинул взглядом ребят. - На твоём месте мог быть любой, так что не отчаивайся.

И с этим он удалился.

Женьку развязали. Он всё ещё плакал, продолжая валяться голым, уткнувшись в землю. Ещё несколько минут до костра доносились его всхлипы и прорывавшиеся вдруг после некоторого затишья отчаянные рыдания.

Тот самый Андрей, что жил с ним в одной палатке, бродя по берегу как неприкаянный, в конце концов не выдержал и, подойдя, опустился рядом с парнем на колени. Не глядя на избитое место, он положил руку на его чистую ровную спину и погладил его как самого дорогого на свете человека.

- Не надо, Жень. Успокойся. Всё прошло. Поверь, ребята просто ошарашены... Если ты думаешь, что это твой позор, то это не так. Мы по-прежнему с тобой на равных.

Слова про позор дались ему с большим трудом. Однако произнеся их, он уже готов был говорить дальше, подбадривая парня, давая тому понять, что никакой он не изгой, что он их друг, и всё будет о"кей, всё перемелется. Но Женька бешено взбрыкнулся, отбросив его руку. Он поднял голову, и Андрей даже отпрянул, увидев его озлобленное, красное, залитое слезами лицо.

- Иди на хуй, сука! - вскрикнул он. - Ты такой же, как все! Все они - уроды! Тебе интересно, как вздрагивает жопа от кнута?! Как она краснеет и пышет огнём? На, смотри! - и он вскочил на ноги, оттопырив свой зад и чуть ли не сунув его Андрею в лицо.

Все, кто был у костра, обернулись, с изумлением вытаращив на него глаза. Но никто не улыбался: скорее, реакция была такой, будто они наткнулись на тело утопленника. Андрей понимал негодование друга, однако в публичных разборках участвовать не хотел. "Ему, конечно, тяжело, но сейчас он псих", - промелькнуло у него в голове.

- Ну, как хочешь!

Он отодвинул ладонью задницу друга, направившись к остальным, а Женька остался стоять вполоборота к нему, с надутыми губами, косо, исподлобья глядя на массу своих ровесников и всецело ощущая свою ничтожность. Пожалуй, теперь его злоба на них выглядела нелепо, потому что одежда его лежала у костра, и никто ему не собирался её нести...

Женьку позвали в большую палатку, постелив ему отдельно в углу и запретив кому-либо туда входить. Он полез драться с Качком, и его опять связали. Поняв, что с парнем теперь житья не будет, поскольку тот может выкинуть всё, что угодно, Качок решил отправить его обратно в город. Утром, оставив пацанов в лагере ещё на одну днёвку, Качок и Прохор отвели Женьку до ближайшего селения, а оттуда на попутке добрались до станции пригородных поездов.

Дожидаясь электрички в соседнем со станцией лесу, они принялись стращать парня, предупреждая его о том, чтобы он помалкивал о случившемся, что у них много друзей, и в случае чего ему будет ещё хуже. То ли он вёл себя слишком вызывающе, то ли изначально так было задумано, но отпустить парня просто так они не захотели. Заклеив ему рот скотчем и вторично стянув с него портки, они грубо и цинично лишили его девственности, по очереди поимев его в больную, всю в синяках и полосах, молодую узкую попку. В бессильной ярости он опять стонал от боли. Единственным плюсом во всём этом деле для Женьки было то, что этого никто больше не видел. После череды злоключений его запихнули в пустой вагон электрички и пожелали ему приятной поездки.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
18-19-летние, Унижение и подчинение, Садомазо

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>