Горячая гей библиотека

Резиновые трусы

Часть 2

Лёгкая гримаса разочарования, появившаяся на лицах отдельных пацанов, выдала их мысли. Подоплёка облачения Женьки в столь специфические одежды была понятна, а вместе с тем и ослаб накал страсти, с которой они ждали эту порку.

- Мы, конечно, не изверги и не собираемся его убивать, - пояснил Качок. - Эти трусы я взял у одного любителя садо-мазо. Они специально предназначены для жёсткой порки. Если стегать через них прутом, то он не рассекает кожу и не оставляет серьёзных ран, а болевое воздействие достигается увеличением продолжительности наказания. Сколько будет ударов, мы определим по ходу дела.

Качок выбрал на глазах у Женьки самый длинный и ровный прут, пару раз хлестанул им по воздуху, пробуя его упругость, и зашёл парню за спину. На мгновение вокруг воцарилась тишина, казалось, даже замолкли птицы. Все приготовились к началу экзекуции. Женька бросил растерянный взгляд на Андрея - единственного юношу, с кем он поддерживал более менее дружеские отношения.

Качок приложил прут к Женькиной заднице, словно вымеряя удар, чтобы не промахнуться. Затем он отвёл руку и резко хлестанул парня по тому месту, которое наметил. Тот вздрогнул и сморщил лицо, но не издал никаких звуков. Последовало ещё несколько ударов - Женька терпел. Прут со свистом рассекал воздух и звучно щёлкал по резине, так что если бы не она, юноше пришлось бы очень несладко. Впрочем, он и теперь уже корчил страдальческие гримасы, прикусывая губу, и, наверное, делал он это не просто так. Однако видя, что Женька всё же стойко сносит столь суровые щелчки, большинство окружавших его стало думать, что всё это напоминает им скорее шоу, чем наказание. Они стали подавать голос и дружно реагировать на удары, может быть, даже желая парню чуть более сильной боли.

Качок с Прохором рассчитали всё правильно. Парень, конечно, чувствовал удары, но можно было без лишних опасений вдоволь похлестать его по ягодицам с той только разницей, что не очень ощущалось мягкое место, и не было видно зримого эффекта от этих горячих протяжек, хотя по напряжению его тела, по мелким его подёргиваниям было видно, сколь мало удовольствия доставляет ему эта процедура. Воспитатель парня вошёл в раж. Удары были подготовленными, хлёсткими, заставляя Женьку терпеть из последних сил. Наверное, командиры ждали того момента, когда он сдастся, и собирались пороть его до тех пор, пока он не начнёт громко стонать или даже кричать.

Поначалу было не так больно. Попу обожгло, но он больше испугался резкого звука от удара прута, чем ощутил последствия самого удара. Однако очень быстро задница нагрелась, а резина на ней стала прямо-таки раскалённой. Щелчки стали достаточно болезненными. Женька инстинктивно пытался напрячь ягодицы в тот момент, когда по ним били, но этому мешали трусы, плотно сдавливающие мышцы со всех сторон. Было такое ощущение, что его лишили последней возможности бороться с истязанием, а удары следовали один за другим, и всё сильнее!

И вдруг Качок то ли случайно, то ли нарочно не попал по округлостям и со всего маху хлестанул парня чуть ниже, по ногам. Тот резко дёрнулся и вскрикнул, заставив окружавших его ребят радостно зашуметь от долгожданного события. Если уж унижать, то до конца: подспудно им хотелось, чтобы он кричал, чтобы он сломался и навсегда запомнил этот день. Экзекутор на мгновение остановился, оценивая последствия своего промаха, а потом как ни в чём не бывало продолжил наказание.

Розга теперь жалила беспощадно, Женька не выдержал и стал стонать. При каждом ударе он извивался и сучил ногами, и пацаны, наконец, увидели полную картину порки с её главным, самым впечатляющим атрибутом - нетерпением боли. Лицо юноши покраснело, а его лоб покрылся испариной.

Качок бросил на землю слегка износившийся прут, отойдя в сторону за новым. Женька перевёл дыхание. Задница горела, будто её сняли с горячей сковороды. Парень чувствовал, что даже переминание с ноги на ногу отдаётся болью в ягодицах. Однако он ещё был в себе, его ещё не охватило отчаяние, когда в голове долбит одна-единственная мысль о пощаде. Ему было бесконечно обидно. Обидно доставлять им удовольствие, видеть эти полные жадного любопытства глаза, противные ухмылки на губах. Он их всех ненавидел. Даже Андрея, который, как Цезарь, сложив руки на груди, похоже, с таким же наслаждением наблюдал, как его раздели догола и секут по жопе.

Но вот неспешной походкой со свежей розгой в руке к нему подошёл Качок, встал напротив. Юноше стало страшно.

- Ну что, ты осознал свою вину? Сожалеешь о содеянном? - издевательским тоном спросил Качок.

Упрямиться, конечно, Женька не собирался.

- Да, - выдавил он из себя осипшим от напряжения голосом.

- Что да?

"Теперь они будут выбивать из меня как можно более обидное по форме покаяние. Сволочи", - пронеслось в голове пацана.

- Я осознал свою вину и сожалею о содеянном. Я был не прав, - стараясь говорить твёрдым голосом, произнёс Женька.

Качок выдержал паузу, глядя на него испытующе, потом сказал:

- Уже лучше. Значит польза от наказаний есть.

"Ещё не всё, - подумал Женька. - Сколько ударов осталось? Десяток? Другой? Больше?"

Словно читая его мысли, о которых, впрочем, нетрудно было догадаться, Качок снова рубанул прутом по воздуху и бесстрастно заявил:

- Ещё двадцать ударов. Будет тебе наука на будущее, - и он зашёл ему за спину.

У Женьки бешено заколотилось сердце, он закрыл глаза. Продолжения порки он ждал с большим напряжением, чем её начала до этого, поскольку теперь представлял, насколько это больно, о чём никто здесь совершенно не беспокоился. Он боялся за себя. Качок с Прохором, возможно, только и ждут того, когда он потеряет самообладание. Он готовился к худшему.

Но за прошедшие несколько секунд ничего не произошло, только послышался многоголосый смех. Что-то прикасалось к его яйцам и члену, и юноша глянул вниз. Через резину он не ощутил, как Качок просунул прут ему сзади между ног, под самой промежностью, и теперь тыкал его концом в его гениталии. Пенис с яйцами забавно отходили от ляжек, чуть приподнимаясь, а потом опять падали вниз. Женька почувствовал, что его член начал немного напрягаться. "Нашёл, чем развлечься, ублюдок, - подумал он, однако его сразу же резанула неприятная догадка. - А вдруг у него есть намерение меня...?"

Никаких подобных слухов о Качке и Прохоре не ходило, но это не значило, что подобная тема не могла ими культивироваться в отдельных случаях. Женька был для них удачным моментом, и если он окажется изгоем, то эти двое без проблем смогут его по-тихому оттрахать и отправить назад в город. От подобных мыслей у парня ещё сильнее всё сжалось внутри. Тем временем Качок закончил хи-хи-ха-ха и, подойдя к Женьке вплотную, приподняв прутом его подбородок, сурово заявил:

- Будешь считать свои оставшиеся удары вслух, чтобы все слышали. Понял?

- Да.

- Вот и отлично.

Он снова занял диспозицию, и теперь Женьке уже не пришлось долго ждать припарки. Резкий свист - и жгучая боль пронзила мягкие ткани седалища. Женька сильно дёрнулся:

- А-а-а-а! - в глазах смешались лица зрителей. - Раз.

Затем последовала пауза и новый, не менее хлёсткий, жестокий щелчок. Женька вскрикнул громче.

- Два.

Сейчас ему было наплевать на приятелей, на своё унижение, на болтающуюся у всех на виду свою письку. Он хотел, чтобы всё это побыстрее закончилось, потому как чувствовал, что он уже не в силах терпеть и что может произойти непоправимое. Неизвестно что, но что-то ужасное, гораздо более неприятное, чем это. Последовало ещё несколько горячих.

- Хватит крутиться! Стой смирно, а то добавлю штрафных, - скомандовал Качок.

"И ведь может добавить, сука", - через мучения в Женьке закипала безумная злоба. Додумать ему не дали. Следующий удар заставил его не просто вскрикнуть, а как-то неестественно гаркнуть. Он стиснул зубы, чтобы не выдать свою слабость ещё каким-либо звуком, однако от него требовалось дублировать хлестание счётом.

- Не слышу! - зловеще прогремел Качок.

- Восемь, - тихо произнёс Женька, едва пошевелив губами.

Его голос заметно дрогнул. Стало ясно, что ещё немного, и парень потеряет самообладание. Он уже не мог держать свой гордый вид, ненавидя всех и одновременно не воспринимая их как свидетелей своего опустошительного конца. Но Качок не стал добивать его, тем самым задев самолюбие юноши ещё сильнее. В последний раз нерезко, явно жалея, щёлкнув ему по заднице и услышав такое же хлипкое: "Девять", он отбросил прут и снисходительным тоном, как повелитель, провозгласил:

- Ладно, хватит с тебя.

И отошёл в сторону, чтобы перекурить, будто устал неимоверно.

- Снимите с него это. Лузга, помоги Прохору.

Лузга с удовольствием подбежал к юноше. Он и без того был всецело лоялен начальству, а уж поучаствовать лично в организации такого мероприятия был бесконечно рад. Тем более что ему из-за Женьки действительно досталось. Парни вдвоём оттянули резину в разные стороны и сняли с пацана трусы.

Картина Женькиной попы открылась впечатляющая. Зад был красный, как помидор, и весь исполосован крупными бордовыми рубцами. В двух местах, где прут, очевидно, лёг ровно по старому следу, кожа была даже рассечена, и из раны сочилась кровь. Ещё два вздутых красных рубца пересекали задние поверхности бёдер, чуть ниже ягодиц, от удара, который пришёлся юноше по ногам.

Те парни, что стояли спереди Женьки, перебежали ему за спину. Им не терпелось посмотреть на результаты воспитательной работы. Качок тем временем приказал принести ведро воды. Попросив всех отойти в сторону, он прицелился и выплеснул её аккурат на Женькину задницу. Вся масса воды ударила юношу по жопе, так что он качнулся вперёд, на мгновение потеряв равновесие и вызвав тем самым наиболее громкую реакцию публики.

Теперь предстояла не менее интересная и важная сцена. Чтобы придать суровую торжественность церемониалу, всех снова построили в ряд. Качок прошёлся вдоль шеренги, назидательно заглядывая в глаза каждому. Это был его отряд: маленький, но вполне боеспособный. И теперь все они будут слушаться его ещё лучше, выполнять его приказы ещё ретивее. Он встал перед ними по центру.

Прохор и Лузга отвязали Женьку и вывели его, по-прежнему голого, перед строем, поставив к парням спиной, а точнее, задом. Полтора десятка взглядов, можно было не сомневаться, сфокусировались на иссечённых ягодицах юноши. Руки его ещё были связаны, он всё ещё был отщепенцем, которого наказали, но которому ещё не вернули полноценное членство в отряде. Качок выразительно указал пальцем на то место, которое и так уже было изучено молодыми во всех подробностях:

- Надеюсь, это вы запомните надолго. Это ждёт каждого, кто будет пренебрегать нашими законами или открыто противопоставлять себя команде. Церемониться я с вами не собираюсь. Дисциплина, подчинение, старание. А тех, до кого ещё не дошло, будем наставлять на путь истинный вот таким способом.

Он крутанул рукой, показывая, что юношу надо повернуть. Того развернули лицом к строю, и некоторые из членов отряда только теперь увидели, как по щекам юноши обильно текли слёзы.

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
18-19-летние, Унижение и подчинение, Садомазо

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>