Горячая гей библиотека

Плюшевый медвежонок

Часть 1

Мне везёт на хорошеньких. Знаете, среди нашего брата и доблестного сестричества есть такие: миловидненькие. Соблазнённые за свою смазливость в юности, растленные, но порочные по своей природе, они гордо несут следы своей былой красоты. Почему они липнут ко мне, трудно сказать. Может быть, моя некрасивость напоминает им былой успех, когда какие-то невзрачные мужики пели им дифирамбы об их красоте, грации, совершенстве?

Один такой, с которым мы дальше "ты" не пошли, проявил ко мне симпатию. Даже не столько определённого характера, сколько "просто человеческую". Он выглядел лет на 70 - седой, с седой щетиной на всё ещё незрелом личике со следами самого нежного возраста. Вероятно, он мало изменился со времён колыбели. Пухлые щёчки, вздёрнутый носик, маленькие васильковые глазки, лучащиеся отроческим светом... На самом деле член у него прекрасно стоял, и ему было вовсе не 70 лет, а всего лишь 52 года, но грузная фигура, седая волосатость и тяжёлая походка утомлённого жизнью человека прибавляли ему незаслуженные годы.

Было у нас с ним всего-то один-два раза, причём довольно неинтересно. Мы даже не целовались - он отказался. Просто жались друг к другу и быстро кончили. Член у него не был выдающихся габаритов, хотя невероятно обросшие яйца и общая волосатость живота, груди, рук, ног и задницы придавала ему своеобразную сексуальность независимо от величины члена.

Волосатость, помноженная на незрелое личико, притягивала к нему и других. Он требовал от них одного: чтобы ему давали, при этом его васильковые глазки всегда лучились каким-то внутренним светом. Он хотел только этого: чтобы все поворачивались к нему задом. Ему не нужны были ласки, объятия, поцелуи, отказывался он и от лизания... Только повернись к нему попой. Это было странно, потому что обычно к такому контакту принято человека склонять, мягко его уговаривать, ласкать, давая ему понять и лицом, и словами, и движениями рук, что ничего страшного не будет, бояться нечего. Ультимативное, грубое требование просто, не раздумывая, повернуться к нему спиной - а иначе уходи - как-то не согласовывалось с миловидной внешностью этого мужика. От него ожидалось большей ласковости.

Вообще по его небритому лицу со следами колыбельного возраста я ни за что бы не сказал, чтобы он актив, да ещё такой агрессивный. Поскольку я отказался от его требований, то наши отношения развивались по несколько необычному сценарию: мы как-то встретились с ним на улице, вне злачного места. Смешливый, доброжелательный, он показался мне приятным в общении. Мы провели вместе несколько часов. Потом совершенно случайно встретились в другой день, снова погуляли. Отношения у нас наладились самые дружеские и самые необязательные.

Влюбчивый, я хотел было душевно пристроиться к этому человеку с внешностью плюшевого медвежонка и с повадками голодного волка, но между нами была неясная преграда, сути которой я сразу не понял, да и понять её было мудрено.

Как-то мы вышли с ним из трамвая, и он со смехом показал мне два кошелька, которые он вынул из чьих-то сумок и карманов. Я был потрясён: во время езды мы стояли с ним лицом к лицу и о чём-то говорили. Он оказался карманником.

- Зачем ты это сделал? У тебя что, нет денег? - удивился я.

Из своих 52 лет он 29 лет 6 месяцев и 15 дней провёл в тюрьмах, вот почему он выглядел старше своих лет. Но веселость его была очень искренней. Красть кошельки ему казалось забавным. Ему были абсолютно безразличны страдания тех, у кого он увёл деньги, или, может быть, подсознательно он только ради этого эффекта и старался. Это был артист без публики. Увидев в его руках два кошелька, набитых деньгами, проездными карточками, фотокарточками каких-то мужчин и женщин, я нахмурился, давая понять, что не разделяю его весёлости, но плюшевого мишку моя реакция нисколько не смутила. Прогуливаясь со мной дальше, он рассказал мне немало любопытного.

Оказывается, в тюрьмах и лагерях к девкам относятся не так плохо, как об этом принято думать. Сами же мужики приносят им конфеты, балуют шоколадками. Ночами без девок - никуда, иначе можно сойти с ума, повеситься на указательном пальце, лишь бы только не жить. Он девкой никогда не был, хотя трахали его несколько лет. Его миловидное личико и толстенькая фигурка соблазняли заключённых и вводили их в заблуждение. Его использовали, как девку, но это всегда было против его воли.

- Я ни разу не спустил, когда у меня в жопе был чей-то член, - сказал он. - Ни разу! Мне в жопу можно засунуть лом, у меня прямая кишка хорошо разработана, но я не девка. Я не могу развлекать, хихикать. Это не моё. Я только мужик. И когда я бываю на свободе, то выполняю свою миссию. У меня стоит только на попу. Я мужские хари видеть не могу, но их попы меня возбуждают даже в моём воображении. Раздвоенная задница, мне кажется, придумана Господом нашим для того, чтобы поражать воображение настоящего ценителя вселенской красоты. Попа - самая прекрасная часть мужского тела. В женщине самая лучшая часть - пизда, а у мужчины - попа. Недаром они очень похожи. Только попа - это пизда большого размера. Когда я засовываю в неё свой член, то испытываю блаженство.

Вот ты мне не дал, и ты не знаешь, как я ебу. А я ебу лучше всех. Я что делаю? Всовываю. Медленно. И останавливаюсь. Стоп-машина! Моя головка наслаждается теплом, слизью, интимной обстановкой чужого тела, наступившим мраком. Поставь себя на место наших с тобой залуп: они же у нас всю жизнь в штанах. Задушены в темнице! Залупа живёт в вечной темноте, темнота - это её стихия. Свет к ней пробивается сквозь ткань трусов и брюк. Но для ёбли мы вынимаем залупу на свет. Она хочет обратно, в свой привычный мрак. И вот с дневного света я погружаю мою залупку опять в темноту. Она же должна там осмотреться. Член начинает пульсировать. Попочка ждёт, чтобы я начал двигать член назад. А я застрял и стою. Я всунул. Победа. Залупка огляделась, привыкла к атмосфере и потянулась назад к выходу, к свету. Но нет, здесь ей нравится больше. Опять - ррраз вперёд! И стою. Ни с места! И так несколько раз. Моя залупа там, в попочке, начинает чесаться. Но почесать-то мне её нечем. И вот только тогда, когда моя залупочка уже чешется, я начинаю водить ею взад-вперёд. Я не трахаю попочку девки, я чешу мою залупоньку. Спустить я могу сразу, как только вошёл в попочку, но какой в этом интерес? Мой член должен выполнить свою миссию. Зачем я буду заменять его собой?

Пока он там осваивается, я поглаживаю попочку руками. Белые полушария вызывают во мне восторг. Я наклоняюсь и целую попочку. Потом мои руки сами идут под животик и нащупывают пиписеньку с яичками девки, которая мне отдаётся. Я тереблю пиписеньку с яичками, а сама моя залупонька в это время стоит, не двигается. Нет-нет! Девка тоже должна понять, что я не трахальщик - я индивидуальность! Я наслаждаюсь данной конкретной попочкой, и девки, которых я трахал, ценят меня выше всех. Ты отказался повернуться ко мне попочкой, а тебе было бы так хорошо, что ты бы всю жизнь меня помнил.

Я на зоне учу пацанов получать от попочки всё по максимуму! Поймите, говорю я им, попочка - это чудо природы. С ней нельзя обращаться, как с отбросом: потрахал, повернулся к стенке и захрапел. Попочка требует большой, настоящей любви. Девки для нас не униженная часть зоны, а лучшая её часть. Да, пусть они спят возле параши, но когда наступает ночь, то лучше попочки ничего на свете нет, просто ничего другого не остаётся. Войди в попочку, всунь в неё член и замри, не дыши. Подожди со своим "туда-сюда", это успеется. Почувствуй, как твой член, попав в тёплую попочку, начинается дёргаться. Вверх-вниз... Вверх-вниз... В нём бьётся пульс твоего сердца. Не спеши, послушай своё сердце, представь, что головка твоего члена - это ты сам. Это ты пульсируешь, это ты дёргаешься во мраке. Ты хочешь спустить? Не спеши, задержи. Спустишь, успеешь. И вот у тебя начала чесаться головка. Это хорошо. Почеши её об стеночки попочки - чуть-чуть, маненько-маненько - и снова замри... Ну, а остальное я тебе уже рассказывал.

страницы [1] [2]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Мужики, Тюрьма

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>