BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Котик хозяину радЧасть 2 (последняя) Через секунду я уже его обнимал и гладил по спине. Ещё через полминуты - по голове. Ровно
в ту секунду, когда член у меня стал подниматься, я почувствовал, как в моё бедро изнутри
начинает упирается и его вскочившая штука, с легко скользящей, как сразу же выяснилось,
шкуркой. Мы, пару минут назад не знакомые вообще, стояли в обнимку голыми, с
вскочившими хуями и лапали друг друга. - А когда целуют, тебе приятно? - Приятно,
конечно! Чёрт, я поверить не мог! И в то, что всасываю в себя его губы, что ловлю его
слюну, что котёнок мой волжский позволяет делать с собой, что хочу... И с удивлением
я понял, что люблю его. Вот кто мне нужен. Такой чистый, такой нежный, такой неиспорченный
паренёк. А потом - то есть что ещё оставалось? - мы легли на песок, и когда я взял в
рот его член, то пришлось этот песок сплюнуть, и он засмеялся, и мы пошли в реку, и
дрочили там друг другу, и я брал у него в рот, а он брал у меня. Вот так вот. Даже
с парнями по объявлению, приезжавшими ко мне домой подмытыми и подбритыми, как бройлерные
цыплята из отдела полуфабрикатов, готовые быть отжаренными, у меня никогда не разворачивалось
всё так быстро. А здесь были ширь и воля, и все правила были писаны вилами на волжской воде.
Васька тоненько-тоненько завыл, когда стал кончать мне в рот. Но и подвывал, и забрызгивал
меня спермой он так же деликатно, как, должно быть, трахает кошечку тихий деревенский
котик: чтобы не всполошились, не проснулись ворочающиеся на печи хозяева. Но нас заметили:
на тоненький вой мир отозвался басовым раскатом. На всю Волгу гудел поднимающий волну
пароход, и, должно быть, пассажиры у борта, разобравшись, в чём дело, похихикивали
с выражением деланного испуга и прикрывали ладонями мелкоте глаза. Только нам было плевать.
Нам нужно было закончить своё дело. Поэтому маленьким своим, мелкозернистым язычком Васька
долизал меня до оргазма. Ночь мы провели на сеновале моей бабки. Пахло свежей, успевшей
просохнуть травой, что я накосил. В Васькину попку член входил легко, на одной слюне, и,
кончая, он дрожал, как катерок на реке, из моторчика которого пытаются выжать последние
силы. Я работал в этой ночи мотористом, уткнув Ваську мордочкой в сено, накрывая собой
сверху, как грозовой тучей. Внутри попочка ощущалась такой же нежно-шершавой, как и
Васькин язычок, и я растягивал удовольствие. - Васька, а зачем ты выслеживал меня на
берегу? - Я не выслеживал. Просто вы... - Давай уже на "ты", я уже глотал твою
сперму!.. - Это такое новое правило русского языка? Хорошо: ты... нет, давайте пока я с
тобой на "вы"... Вы просто заняли моё место на берегу. Я валялся там и дрочил на пароходы.
Ну, типа, вот если бы я был парнем капитана... - Тебе нравятся капитаны? - Да. Мне
нравятся серьёзные мужчины. Мне кажется, что двое, если они вместе, должны помогать друг
другу. Я могу помогать по хозяйству, за домом следить. - И много у тебя было мужчин?
- Двое, вы... ты третий. Первый меня просто использовал, хотел, чтобы я за деньги спал
с другими. Это до армии было ещё, мать ещё не умерла. А после армии был один - хороший,
но алкоголик. - Я тоже пью. - Вы не знаете, что такое алкоголик. Это когда водка
стирает человека, ну, как резинка... Мы спустились с сеновала к бочке с дождевой водой,
чтобы подмыться, хотя Васька и так был на удивление чист. Презервативы у меня в машине
есть всегда, но мы не раскрывали пачку. Васька сказал, что когда расстался с алкоголиком,
то сдал анализы. Я после негодяя тоже сдавал. Мне хотелось сказать, что я люблю Ваську,
но я боялся, что любовное марево растает поутру. - Вась, мы можем попробовать жить
вместе. - Да, я тоже об этом подумал. Мне нужно образование, нужен английский язык.
Я продам дом, и будут начальные деньги, но целиком, до конца учёбы мне не хватит.
- Тогда хватай мой конец! И Васька снова тихо заурчал, пристраиваясь к моему члену,
и вскоре я почувствовал то шершавое, то кошачье, то мурлыкающее, чего у меня не бывало
ни с кем, - и шуршащее, аптечное сено, и руками обхватить за попку, и согнуться, и
оторвать от члена, и поцеловать, и снова нагнуть, и прогнуться, и положить его ладони
себе на яйцааа... Покупатель на Васькин дом приехал утром. Васька рассказал, что
до этого приезжали уже трое, и это было целое дело - привезти покупателя. Сотовые сети
в деревне ловились скверно, и Ваське нужно было катить на раздолбанном велике за десять
километров в село, где была вышка транслятора, смотреть почту, вести переговоры. Там он
встречал покупателей, показывал дорогу. Почти все качали головой, - глушь, даль, да и как
жить на купленной даче без телефона. Но тут был покупатель особый, нацеленный, серьёзный,
обладавший не только именем, но и отчеством, намеренный купить всю деревеньку целиком.
Николай Степанович искал землю под спа-отель. Приехал на чёрном, похожем на броневик
"гелендвагене", что-то пересчитывал и всё цепко переглядывал. Такой спокойный, уверенный
сорокалетний мужчина, оценивший всё: дома, вид, реку, меня, Ваську. Моя бабка, к удивлению,
дом согласилась продать легко - если её перевезут в село с ретранслятором, где доживала
век её подруга: "У ней куре есть, а мне куре - это радость одна!" Другие бабки тоже
соглашались: кто на перевоз сруба, кто на другой дом, кто на деньги и марш к внукам
в город. На моих глазах рушилась, как некогда деревянная лестница к Волге, вся деревня -
со мной, с домами, с огородами, с Васькой. Васька, кстати, раньше меня понял, что
покупателю понравилось место, - раньше, чем я понял, кто кому вообще нравится. Да и
сейчас я, как ни пытаюсь злиться, признаю: был Николай Степанович никакой не злодей,
а вполне себе пристойный мужик, ну, постарше меня, посерьёзнее, побогаче, но тоже
с давним прошлым на Волге, думающий не только об умножении доходов, но и о возвращении
долгов. Ухоженный такой взрослый кот, чем-то похожий на повзрослевшего Ваську...
В общем, с этого дня тихая деревенька бабки пошла вразнос, как алкаш на свадьбе.
Приезжали машины с обмерщиками, какие-то люди ходили, смотрели, обмеряли всё лазерными
дальномерами, вытаскивали бумаги. Я сразу после завтрака стал сбегать на Волгу и злился,
что лежал там голым один: Васька оставался наверху, был всем нужен, - а я кто был такой?
В обед Васька спускался, притаскивал бутылку сделанного из чёрных хлебных корок кваса,
железные миски, ложки и крошево для окрошки, мы наскоро окрошку выхлёбывали и так же
наскоро любились - быстрый минет, но Васька хмурился, помуркивал, что если его хватятся,
то найдут и спуск к воде. Вечером старухи обсуждали со мной купчие: договоры были, как
сам Николай Степанович, основательные, с дополнительными условиями, вплоть до обстановки
на новых местах - в обмен на принадлежавшие им (я аж подпрыгнул) немаленькие гектары.
Ну, там был когда-то колхоз, так бабки остались его наследницами по приватизации.
Так шумело и суетилось всё вокруг меня всю неделю, а в пятницу вдруг завершилось,
как завершает дело топор палача. В тот день я не дождался Ваську в обед. Наверху
что-то шумело, и когда я вскарабкался, то замер так же, как в тот день на берегу,
когда впервые увидел голого Ваську. Бабкиной деревеньки не было. Раскатанные
по пронумерованным бревнам дома укладывались на прицепы грузовиков. Бесстыже, как
на пожарище, высились голые кирпичные печи. От деревни остались дома лишь Васьки да
моей бабки, а перед ними стоял застеленный скатертями, заставленный снедью стол, полный
прибывшего с Николаем Степановичем народа. Все старухи за ним, как одна, в белых платках,
неузнаваемые, словно невесты или покойницы, поднимали сухими руками к небесам рюмки
"сладенького". Васька был рядом с Николаем Степановичем. Увидев меня, Николай Степанович
крикнул весело: "Куда пропал?! Мы тебе с обрыва кричали, кричали..." - и велел поставить
ещё один стул так, чтобы Васька оказался между нами. Васька выглядел как жених
с деревенской свадьбы: в застёгнутой до верхней пуговички рубашке, не то торжественный,
не то испуганный. - Эти дома тут останутся до весны, - поднял Николай Степанович
стакан с квасом, и я обрадованно подумал, что раз он не пьёт, то сядет за руль и,
наконец, уедет. - Если хочешь, можешь оставаться сколько хочешь в любом. - Васька,
а ты как надолго хочешь ещё остаться? - спросил я. - Да если на пару дней, а потом
надо в город, - ответил он, но я пропустил мимо ушей, что он не сказал, что "ко мне"
в город. Потом бабки пели, потом запалили костёр, потом пытались танцевать, музыка
лилась из автомобилей, и я себе всё подливал и подливал. И вот уже выкатилась
из-за горизонта сияющим гривенником луна, проложив дорогу в кошелёк ночной реки.
И тогда я понял, что мы остались втроём: я, Васька и Николай Степанович. - Проснулся? -
спросил Николай Степанович. - А все уже отбыли по новому месту жительства. Пока ты
кемарил, мы тут с Василием организовали шашлык. Откуда-то очень издалека донёсся
звук клаксона. Николай Степанович покачал головой: - Говорил им, уезжать нужно раньше,
приехали бы засветло, но тут старухи расклеились совсем, расплакались и по деревне своей
стали тосковать. Еле-еле угомонились. - А вы что не уехали? - Да вот, Василий хочет
ещё на выходные остаться. А в понедельник надо в городе документы подавать.
- Регистрировать землю? - Да нет, в приёмную комиссию. Василий считает, что идти
нужно учиться на маркетинг, а по мне, так это трата времени, и идти надо туда, где
иностранные языки. - Ну, английский - это да... - я зевнул, - конечно. - Английский
само собой. Но я бы взял ещё и немецкий. Язык сложный, зато страна замечательная. У меня
вот откуда идея спа-отеля пошла? От немцев. - Значит, немцы будут на Волге, - сказал я,
рассчитывая Николая Степановича зацепить. - Точно! Как и американцы на Луне или русские
на Рейне. Я вот думаю в Германии один гастштатте купить, уж очень мне там понравилось.
- Ну, а я думаю, что нам с Васькой пора спать. Полагаю, Николай Степанович, что вы,
как и немцы, к такому типу отношений между мужчинами относитесь без всякого
предубеждения?.. - Ну, я даже в виде исключения могу выпить двадцать капель за такой
тип отношений. Василий, у нас там, не помнишь, где-то ведь был коньячок?.. И только
когда я жахнул чуть не залпом стакан коньяка, то понял, насколько пьян. Меня шатало.
Помню, отламывал штакетины от забора, подбрасывал в костёр. Помню, Васька притащил к огню
каких-то покрывал. Помню, пытался целовать Ваську; помню, он уворачивался; помню Ваську
уже голым в отблесках огня, и помню себя, запутавшегося в своих же трусах, и помню
треугольник из наших тел на берегу, и Николая Степановича, целующего Ваську в губы, -
и помню, что в этой фигуре именно я был третьим лишним. Проснулся я не от солнца,
а от утреннего холода. Покрывала намокли. Шорты с майкой валялись поодаль и тоже намокли.
Костёр догорел. Восхода не было, солнце пряталось в кисельную пелену, как на море.
Запахнувшись в мокрые тряпки, пошёл в Васькин, то есть теперь уже Николая Степановича,
дом. Пусто. Пошёл в бывший дом своей бабки. Тоже. Понюхал, как пахнут пустые дома -
могилой, погребом, квашеной капустой, сырым кирпичом. Нашёл сумку со своими вещами,
достал сухое, переоделся. Вышел на улицу, собрал еды, взял недопитую бутылку, открыл
машину. Хотел уехать сразу, но всё же зашёл в бабкин двор, к сеннику. Лестница под ногой
скрипнула. Запах полыни. Тихое, но отчётливо похрапывание. Голый Васька спал на груди
голого Николая Степановича, обнимая его, приоткрыв во сне рот. Васькина рука накрывала
у Николая Степановича пах, но не могла скрыть, что Николай Степанович был, что
называется, мужчиной с железными яйцами. Я припомнил вдруг отчётливо, как в ночи,
оставляя меня у костра, Васька сказал, что я и сам должен понимать, что ему лучше с
Николаем Степановичем. И тут, видимо, я отрубился. Хотя хотел больше всего на свете
закричать тогда искреннее: "Васька, милый, котёночек мой, как я тебя люблю!" Я
забрал из бывшего бабкиного дома какое-то забытое впопыхах одеяло, тоже швырнул
в машину и поехал похмельно вдоль Волги по дороге, давно не знавшей колеса. Потом
допил остатки коньяка на берегу, и плакал, и дрочил, и снова пил, и засыпал, и
просыпался, и снова дрочил, и заночевал в машине - и только на второй день,
протрезвев, поехал в не заметивший моего отсутствия город. Что я мог дать Ваське?
Сколько бы мы с ним продержались, даже если бы моя влюблённость переросла в любовь?
Ну да, деревенские котики благодарно трутся о ногу и подставляют себя той руке,
что даст им намоченный в молоке кусок хлеба, - но уходят всё же в тот дом, где им
дают больше, чем хлеб. А сантименты им, привыкшим обходиться малым, избыточны.
Не оглянутся... Васька живёт с Николаем Степановичем, насколько я могу судить
по фейсбуку. Учится. Вместе они съездили с Германию, и под снимком немецкой тёмной
и не очень широкой реки Васька, то есть Василий, написал, что он счастлив. На Ваське,
точнее на Василии, появился даже некоторый городской лоск, и волосы у него теперь
подлиннее, и модно уложены. И спа-отель тоже строится и вот-вот примет клиентов.
И вообще, жизнь прекрасна.
страницы [1] [2]
Этот гей рассказ находится в категориях:
Мужики и молодые, Любовь и романтика, На природе
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|
