Горячая гей библиотека

Берейтор

Часть 4 (последняя)

После обеда моим волейболистам досталось от меня так, что тренер даже удалила меня с площадки, чтобы я успокоился. Я не стал отсиживаться рядом, а ушёл дальше, на общую трибуну. Мне казалось, что я был в полном порядке, пока я не поймал себя на том, что уже довольно долго повторяю один-единственный вопрос: "Чего ты разозлился?" Без ответа. Только один вопрос.

Откуда-то сверху по деревянной трибуне зацокали шиповки, и рядом со мной кто-то грузно опустился. Я повернул голову. Это был Конь. Он смотрел вдаль, словно на игру, сцепив пальцы между собой. Мне не хотелось с ним говорить, и я отвернулся, хотя с его появлением я наконец-то ответил на свой вопрос.

- Извини меня, - сказал он.

Я снова посмотрел на него и снова ничего не ответил. Возможно, в глубине души мне и польстило, что он пришёл и извинился, но это было так глубоко, что на поверхности ничего не колыхнулось.

Мы молча сидели. Потом он, не смотря на меня, продолжил:

- Да. Мне стрёмно с парнями.

На языке в очередь на озвучку выстроились разные пошлые вопросы, едкие замечания и разнообразные колкости, но из всего этого я выбрал только одно:

- Как же ты вытерпел Прохвоста?

- Ты не представляешь, как мне было плохо потом, - ответил он почти сразу. - Я себя ненавидел. Мне хотелось блевать.

Снова на языке завертелись вопросы, колкости и шуточки, но я сглотнул и промолчал.

- А ты настоящий, - добавил он, помолчав, на что я иронично поднял брови. - Чёткий пацан. Не как Прохвост, не как Лилька.

- Какая Лилька? - не понял я.

- Гимнастка. Коза сраная, - уточнил он. - Лезет, но не даёт... И другие тоже не дают, только жопами вертят. Мне хочется, но я не могу.

- Не можешь что? - я почувствовал, что во мне раздражение ртутным столбиком стремительно ползёт к критической отметке.

- С тобой не могу. Не могу с пацанами.

- Я недалеко ушёл от Прохвоста, - процедил я.

- Прохвост - подстилка. Ты - нет, - ответил он. - Так что извини. Извини меня.

В ушах звенело: "Прохвост - подстилка, извини меня, Прохвост - подстилка, извини меня".

- Тебя, кстати, как зовут? - неожиданно спросил он.

- Митя, - раздражение ползло выше.

- Митя - это Дима?

Я кивнул.

- Извини, Димон, за моё поведение.

Что-то резко защипало позади глазных яблок, словно холодком обдало их снизу и сверху и утихло. Я испугался и деревянным голосом произнёс:

- Извинения приняты.

- Я Вит, Виталий, - сказал Конь.

Я долго по затухающей кивал головой, стараясь, чтобы глаза не защипало опять. Конь по-дружески хлопнул меня по колену и ушёл.

И тут на глаза навернулись слёзы. Мир раскололся на несколько частей, и каждая из них расплылась, как в увеличительном стекле. Я старался не моргать, чтобы слёзы не потекли по лицу, и долго сидел, смотря в никуда. Я ненавидел всех и каждого. Я ненавидел Прохвоста, после которого Коню хотелось блевать. Я ненавидел взбалмошных гимнасток. Ненавидел угрюмых боксёров, подвижных волейболистов, рельефных пловцов, чванных футболистов. Я ненавидел тренеров и их истеричные свистки. Я ненавидел себя. Хотелось убежать. Убежать от всех и от всего. Убежать по пыльной дороге к заходящему солнцу, догнать солнце, бежать рядом с ним, и если для этого потребуется вечность, я был готов бежать целую вечность...

Конечно, к солнцу я не побежал. Вместо этого я с трудом, словно на два размера меньше, натянул на себя маску балагура и шутил со всеми без разбора. С боксёрами, которых дразнил словом "грушаб...и", со своими волейболистами, которых бил мокрым полотенцем по голым задницам в душевой, с гимнастками, кидая шишки в их обтянутые лосинами попы, с пловцами, которых скидывал в воду, за что сам был коллективно скинут туда же, с легкоатлетами, от которых удирал между соснами. Всё как будто бы вернулось на круги своя. Мелькали озорные рожи спортсменов, довольные физиономии тренеров, какое-то лицо с хитрой улыбкой и лицо с карими глазами и нижней челюстью, готовой выехать вперёд при каждом наклоне головы. В туалете я орал песни, чтобы не оставаться один на один с мыслями. А перед сном... Перед сном я изматывал себя в тренажёрном зале, чтобы засыпать как никогда быстро.

Но вскоре с меня эту маску сорвали, как срывают именно маску - сильным движением ладонью по лбу, от бровей к волосам. Стало дышать легче, и мир, до этого ютившийся в прорезях для глаз душной и глупой маски, стал больше. Меня повели вдоль удивлённых фасадов домов для сотрудников. Удивлённых от того, что Конь меня ведёт к сараю. К сараю с матрасами.

Я медленно оттянул трусы, где в неволе, неестественно согнувшись, лежал его член. Блестящей тонкой паутинкой тянулась смазка из крайней плоти. Я медленно её сдвинул и обнажил багровую головку с тёмной щёлкой уретры. Я знал, что если сдвинуть крайнюю плоть обратно, то обязательно выделится ещё капелька смазки, которую можно слизать и снова раскрыть бутон члена. Конь внимательно смотрел на мои действия, выдвинув нижнюю челюсть. Я прикоснулся кончиком языка к члену и осторожно затянул его в рот. Раз. Затем, плотно сомкнув губы, вынул изо рта. Два. Я посмотрел на член. И снова раз-два. Я повернул голову набок и снова раз-два. Я слегка отстранился и завёл голову под член. Пробежался языком по низу и снова раз-два. Конь взял меня за виски, но я отмахнулся и крепко сжал его руки. Раз-два. Раз-два. Он вырвался и положил руки мне на лоб, отклонив мою голову назад. Как человек, раздающий блага, он привстал и повелительно положил член на мои губы. Я их приоткрыл, и он осторожно вошёл в мой рот. Раз. Вышел. Два. Провёл по щекам и снова раз-два. Я смотрел ему в глаза и млел от удовольствия, беззвучно прося: "Ещё раз!". Раз-два. "Ещё раз!" Раз, два, три, четыре. "Не останавливайся!". Раз, два, три, четыре, пять...

Губы почти свело, но я продолжал безропотно сидеть перед ним и ласкать его.

Оказалось, что Конь ни минуты не мог расслабиться и замереть в одной позе. Всякий раз, когда я оглядывал его тело, он норовил то прикрыть член руками, то повернуться боком, а то и вовсе спрятаться за меня, неуклюже касаясь моих плеч. Я терпеливо одёргивал его, заставлял лежать ровно и беспрестанно отводил его руки, которые всюду лезли и мешали наслаждаться его телом.

- Вит, успокойся! - повторял я в какой уже раз. - Ты с девчонками такой же суетливый?

- Ты не девчонка, - отвечал он с полуулыбкой, и снова его руки пытались прикрыть наготу или влезть между мной и его телом.

- Если не угомонишься - я тебя свяжу! - пригрозил я.

Он два раза глубоко вздохнул, выдохнул и замер. Я нацедил слюны и осторожно выпустил ему на член, растерев её губами по головке и стволу. Я очень хотел, чтобы этот небритый красавец вошёл в меня, растянув по-своему моё нутро, и утвердился бы там. Не растрачивая попусту спокойствие Коня, я завис над ним и обхватил рукой его член. Нежными толчками я надвигался своей попой на него, нетерпеливо ожидая, когда его головка протиснется в мой анус и вслед за ним весь член мягко войдёт в меня. Ещё немного... Ещё... Вот! Конь мотнул головой и осторожно приподнял меня на бёдрах, чтобы ни миллиметра возбуждённой плоти не осталось снаружи. Теперь он мой. Я отвёл руки за спину и упёрся на них, чтобы движения моего таза ничто не стесняло. Первое путешествие верх-вниз было пробным: вот его член несгибаемой осью натянут во мне. Вторым движением я проверил, насколько я могу поднять таз, чтобы его член не выскользнул из меня. Ура! Всё было готово к первой верховой езде.

Я начал. Из кладовой памяти посыпались ощущения моего первого анального самоудовлетворения красивым жёлтым бананом, которым меня угостили. И я, смущённый его формой, закрывшись в ванной, всласть насладился им не по назначению. Прекрасно помню, с каким желанием вперемешку со страхом я совершал первые осторожные движения, поразившие меня на всю оставшуюся жизнь. И сейчас я словно вернулся в то время, в то укромное место, где наслаждение своим жаром выпаривает из моего мира всё несущественное и незначимое.

Я менял положение ног, рук, наклон тела. Я разворачивался на его члене дважды и после каждой паузы пускался в погоню за удовольствием, словно нагонял упущенное время. Мой отяжелевший член бился то о мой живот, то об его грудь, в мокрое пятно вытекающей смазки. Наши пальцы переплелись в плотный замок, наши тела двигались синхронно. И, словно неожиданно, Конь зажмурился и зашептал, переходя с баритона на фальцет:

- А, Димон... Димон... Димон... Дим-он...

Последнее "он" утонуло в потоке горловых звуков, которые он издавал в экстазе, приподнимая и качая меня на своих бёдрах. Я продолжал мчаться с отчаянием, словно хотел, чтобы его сперма во мне взбилась в пену и впиталась драгоценной влагой в мои внутренности...

Он лежал с закрытыми глазами, словно спал. Солнце струилось по его сильной шее и ручейками стекало в надключичную ямку. Сейчас это был никакой не хулиган, а красавец, которого хотелось целовать лёгким прикосновением губ, словно шёпотом. Я дотронулся до его виска и медленно кончиками пальцев провёл по коже, шершавой от щетины, щеки и коснулся уголка его губ, и он, не открывая глаз, попытался губами поймать мои пальцы. Вышло смешно и невероятно мило. Я улыбнулся ему и посмотрел в окно. Там мне неистово рукоплескали осины своими круглыми зелёными ладошками. Сдержанно хлопали берёзы треугольными листьями. И чопорно, едва заметно, одобрительно кивали сосны.

страницы [1] [2] [3] [4]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, Совращение натурала, Спортсмены

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>