Горячая гей библиотека

Первый день в тюрьме

Не буду рассказывать, как я оказался в СИЗО и за что. Длилось это недолго, всего пару месяцев, но эти два месяца изменили всю мою дальнейшую жизнь.

Так вот, в СИЗО перед заходом в хату меня дёрнули к оперу, который был со мной очень предупредителен и почти ласков. Предлагал защиту за сотрудничество, обещал в случае согласия поместить в хорошую камеру, внеочередные передачки и всё прочее, что они в таких случаях обещают. От сотрудничества я категорически отказался, на что опер сделал сочувствующее лицо и сказал, что он всё понимает, что я, мол, тут человек новый и он не в претензии. Напоследок напоил меня зелёным чаем (сказал, что чёрным чаем угощать контингент не положено) и выпроводил из кабинета, сдав меня на руки другому вертухаю, что ждал под дверью. После этого мне выдали матрац и кое-что из белья. Перед камерой завели в какой-то кабинет, заставили стоять и ждать, пока вертухай поговорит с другим сотрудником и тот скажет, в какую камеру меня вести.

Пока я их ждал, с животом стало твориться что-то непонятное. Желудок то скручивало так, что я приседал от боли, то его отпускало, но становилось просто невмоготу от желания облегчиться, потом опять схватывало. В общем, пока меня вели вдоль длинного коридора с однообразными железными дверьми, я чуть не обделался. Попытался попросить вертухая завести меня в туалет, но он только рассмеялся и несильно стукнул меня дубинкой по спине, от чего я слегка приспустил повидла себе в трусы.

Сейчас, вспоминая тот момент, я понимаю, что коридор был не таким уж и длинным, но тогда время растянулось, и расстояние до камеры, возле которой мне приказали остановиться, казалось бесконечным. Я из последних сил сдерживал позыв расслабить сфинктер и выпустить всё себе в штаны, не дождавшись, пока откроют камеру.

Только переступив порог камеры, я первым делом кинулся к параше, сбросив возле неё все свои вещи и еле успев сорвать с себя штаны и присесть над очком. Срал я громко, попукивая и выпуская из себя струи коричневато-желтоватой вонючей жижи. Параша была отгорожена от остальной камеры небольшой стенкой высотой примерно по грудь, и пока я срал, я вспомнил, что когда-то читал, что будто бы первым делом при заходе в хату надо всех поприветствовать. На всякий случай я не стал ждать, пока просрусь, и с толчка негромко выкрикнул что-то типа "привет арестантам" или что-то в этом роде, точно не помню. В ответ раздалось дружное ржание, и чей-то голос сказал, что, мол, жопе слова не давали, другой пошутил насчёт голоса из параши, а кто-то ещё заявил, что чуханы сосем оборзели, первым делом парашу приветствуют, а уже потом арестантов. Получилось очень неприятно: хотя я и не хотел ничего плохого, а вроде как получилось, что уже с первого шага в неволе допустил серьёзный косяк.

Закончив дело, я кое-как привёл себя порядок и вышел из закутка параши, хотел подойти к двухъярусной железной кровати, что стояла ближе к окну, и поздороваться с хмурым мужиком, все руки которого были в синих наколках (я где-то читал, что самые авторитетные заключённые спят на нарах ближе к окну). Но мне не разрешили это сделать. Только я сделал пару шагов, как мужик с татуировками окрикнул меня, типа, пидор, куда ломишься, там стой. Я испуганно остановился, но потом всё-таки сделал ещё шаг вперёд, чтобы подойти и как-то объяснить, что я не петух, что просто подвело живот. Но в этот момент откуда-то сбоку меня ударили в бок чем-то тяжёлым, и я упал на пол, скорчившись от боли.

Ко мне подошёл какой-то жилистый невысокий кавказец и, присев возле меня на корточки, сказал, что таким чуханам, как я, возле окна делать нечего и что говорить с паханом я буду, стоя на коленях возле параши, иначе он меня своими руками в ней же и утопит. Потом он встал с корточек и кинул куда-то в сторону, мол, Шнырь, иди помоги чухану подняться и базар держать. Ко мне подскочил маленький юркий мужичок лет сорока и помог мне подняться с пола и отряхнуться. Кавказец за это время подошёл к мужику с татуировками, и они о чём-то негромко поговорили, после чего кавказец, сильно коверкая слова, приказал мне встать на колени и слушать, что мне будет говорить пахан. Пришлось встать на колени и слушать.

Пахан встал, потянулся, хрустнув костями, после чего стал говорить. Он говорил, что я чушка, не умеющая вести себя с людьми, и что, начав срать вместо приветствия, я нанёс оскорбление всей хате, за что они меня могут прямо сейчас убить, и это будет по понятиям. Потом он продолжил, что убивать он меня не хочет, но сегодня ночью мне придётся жопой ответить за мой косяк, а чтобы я не вздумал выломиться из хаты до наказания, я должен до вечера просидеть в закутке у параши, пока не позовут. А если я попытаюсь выйти оттуда, то мне опустят почки. Мне ничего не оставалось, кроме как бросить свои вещи на ближайшее место на нарах, а самому забиться в закуток под высоко стоящим бачком у стены параши.

Время от времени к параше подходили мужики поссать или посрать. Они, совершенно не стесняясь меня, доставали свой прибор и делали дело, иногда как бы случайно поливая мне ноги струёй мочи. Когда срали, то жопой опирались на мои ноги, и я боялся сдвинуться с места, думая, что если я неудачно пошевелюсь и они запачкаются, то меня снова будут бить. Я, конечно, попытался забиться в угол как можно дальше от очка параши, но всё равно к тому моменту, как стали разносить ужин, края моих штанов уже были в моче и кусочках дерьма.

На ужин была какая-то осклизлая каша с куском получёрствого хлеба и еле закрашенный чай. Миску и стакан мне принёс Шнырь, поставил всё на край параши и ушёл. Аппетита не было, я вообще не мог представить, как такое можно съесть, но как только я отошёл от стены, чтобы посмотреть, что в тарелке, ко мне тут же подскочил кавказец и прошипел, что если я хочу поесть, то должен есть с пола, не беря тарелку в руки, а то хуже будет. В общем, за тот вечер я выпил только чай и всё; съесть ту неаппетитную бурду, тем более наклонившись у воняющей параши, я не смог.

После ужина пришёл Шнырь, притянул моё ухо к своим губам и начал шептать, что меня будут ебать с шампунем вместо смазки, а когда так трахают в первый раз, неминуемы разрывы очка. Он мне предлагал поменять свитер, который был среди моих вещей, на три пакетика с маслом от мивины и обещал помочь правильно смазать мне очко, чтобы всё прошло гладко. К тому моменту я от страха, унижения и безысходности почти ничего не соображал и согласился. Шнырь порылся в моих вещах, забрал себе свитер и принёс мне три маленьких запаянных пакетика с маслом. Потом он сказал мне спустить штаны, повернуться к нему попой и слегка наклониться.

Я из-за плеча наблюдал, как он надорвал каждый из трёх пакетиков и вылил масло себе на сложенную лодочкой ладонь, чтобы масло не разлилось. Потом он стал макать средний палец в масло и засовывать его мне в попу, смазывая очко и слегка массируя его. Было очень стыдно, но я думал только о том, что иначе мне просто разорвут анус при попытке войти в меня.

Все приготовления заняли минут 15-20. Шнырь сначала запускал в меня только средний палец, но к концу он уже легко мог ввести в меня два пальца, средний и указательный. Я слегка сгибал ноги в коленях, чтобы ему было удобнее это делать в узком пространстве параши. После того, как в мою попу с десяток раз вошли и вышли уже по два его пальца, Шнырь сказал, что я уже готов, и посоветовал, когда будут вводить член, расслабить попу и тужиться, как при испражнении, чтобы член легче входил. Потом он ушёл докладывать пахану, что "свежее мясо" готово.

К параше подошёл пахан вместе с кавказцем и ещё одним мужиком - грузным и сильным, судя по его фигуре. Я в это время уже успел натянуть штаны и опять стоял под бачком унитаза в конце параши. Пахан сказал мне взять полотенце и идти с ними в другой край камеры.

Там мне приказали полотенце положить на пол, а самому раздеться догола и встать на четвереньки, не наступая на полотенце. Я сделал, как приказали, и сзади первым пристроился пахан. Почувствовав, как его член входит мне в анус, я испугался и дёрнулся, за что тут же получил сильный удар по почкам, а пахан лишь сильнее взял меня за бока и стал насаживать на стоящий кол своего члена.

Всё было как будто не со мной. Я чувствовал, как его член продирается сквозь мой сфинктер и входит в мою прямую кишку, чувствовал его член у себя в прямой кишке, то, как он выходит из неё и снова входит, и в то же время у меня было такое ощущение, будто я вижу всё это со стороны и весь этот ужас происходит не со мной.

Не помню, сколько времени это длилось.

После того, как пахан кончил в меня, он вытянул член, встал и, обойдя, взял меня за волосы, придвинул член к моим губам и приказал мне его тщательно облизать. На члене были частички чего-то коричневого, но я выполнил его приказание, облизал его и, подержав во рту, немного пососал, двигая по его члену языком, как по сосательному леденцу, чтобы на нём не осталось ничего из моей попы. В этот момент я даже не почувствовал ни отвращения, ни запаха кала. В голове билась страшная мысль, что меня опустили и что теперь это навсегда.

Потом ко мне сзади и спереди примостились кавказец с тем здоровенным мужиком (мужик сзади, а кавказец со стороны рта) и начали качать меня с двух сторон. Помню, что мужик кончил минут через 15, а кавказец с длинным кривым членом так и продолжал насаживать мой рот на член, запустив мне туда большие пальцы и крепко держа меня за скулы остальными. Когда он наконец-то кончил мне в рот, я даже не почувствовал вкуса спермы. Была только боль и страшная усталость.

В эту ночь мне разрешили лечь на нижний ярус кроватей - тех, что стояли ближе к параше. Засыпая, я слышал смех и обсуждение моих сексуальных достоинств.

Ночью меня разбудил кавказец и заставил вылизать ему очко после того, как он сходил по-большому...

Это был самый страшный день в моей жизни.

Этот гей рассказ находится в категориях:
Тюрьма, Изнасилование, Групповой секс

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>