BlueSystem >
Горячая гей библиотека
Сильные попперсы с доставкой в день заказа.
Мой Щен, Щенок мой, ЩеняЧасть 2 (последняя) И тут Щен растерянно посмотрел на часы и в удивлении сообщил сам себе о том, что метро закрыто,
и как же теперь? Это приятель его (Виталиком, что ли, приятеля звали?), он не может здесь
одного приятеля оставить, а общежитие, чёрт, уже закрыто, а у них с этим строго - и я
широким жестом, как запахивают шинель, пригласил их к себе. Благо было недалеко. И я даже
отправил их обоих вместе в душ, делая вид, что не подглядываю сквозь приоткрытую дверь. Ну,
я решил, что Женьку этого отправлю на диван в маленький кабинетик, а с мелированным (вот чёрт,
как же его всё-таки звали? - кажется, не Виталиком, а Вовчиком!) останусь в спальне. И пусть
пацанчик Женя думает о нас, что хочет. И пусть слушает о нас, что хочет. Пусть знает
музыку сфер - и полусфер. Но Женя, Щеня, Щеник, высунув нос из ванной, вытираясь, деловито
сообщил: - Кароч, он совсем засыпает! Я бы тоже покемарил часок. Его куда положить?
И я, когда мы и правда засыпающего на ходу мелированного недопёска выводили из душа,
подумал: "Ну на хуй мне этот полусонный, полудохлый, крашеный? С его хлипким тельцем,
жалкими манерцами, с бусиками-трусиками, когда рядом есть крепкий пацанчик. Ну да,
натуральчик, попка и хуй скрыты полотенцем, но мышцы по груди-спине перекатываются, как
волны, и напряжены жилы. Ложись с пацанчиком - не выебешь, так хоть обнимешь, а заснёт
пацанчик, так, может, помацаешь!" И мы оставили мелированного на диванчике в маленькой
комнатке, прикрыли его пледиком, и я отворил дверь в спальню, сказал гостеприимно: - Прошу,
но одеяло одно. Могу выдать пижаму либо безразмерную майку по выбору. А Щен мотнул
головой: - Да я голышом спать привык. Кароч, тебе это ничего? Я выдавил из себя
"нннет", хотя меня это ещё как смущало, и стояк был уже тот. А Щен плюхнулся на матрас, как
пацаны плюхаются в бассейн или в море, подпрыгнул, сорвал с себя полотенце и сказал:
- Широченная - класс! И я (была не была!) нырнул вслед за ним, на ходу, на плаву
освобождаясь от лишнего, соображая на ходу, на лету, не воняю ли потом, и с лёту и сходу
его обнял, и пошла возня, как у пацанов в летнем лагере, но только я дал себе волю
хватать его там, где порой избегают (хотя не всегда) хватать пацаны в лагере, и,
наконец, подобрав его под себя, заграбастав, засосал в губы - ещё как бы в шутку, чтобы
была возможность в шутку всё действие перевести, остановиться. А он ответил на поцелуй
языком, и вскоре я вылизывал его всего, от паха до булок, от киля до клотика, от ушей
до пяток, а он отвечал так легко и так страстно, как будто только этого и ждал. И смотрел,
жарко дыша (пасть приоткрыта, холоден нос, высунут язык), как я нашариваю презик и смазку.
И я развел ему ноги, и смазал, и обозначил перстом вход, и вошёл, и вошёл немного глубже,
и ещё глубже вошёл, и ещё вошел, и вошёл, - а Щен лишь дрожал, запрокидывая голову,
закидывая ноги мне на плечи, и лизал мне уши. Как я ни тянул, но кончил первым, и потом
додрачивал ему, и он вытягивался струной, и, наконец, он по-щенячьи заскулил, натурально
заскулил, заумолял: - Даваааай... - прогнулся дугой, натянулся струной и струйкой
стрельнул мне по губам. Я облизал их - вкуса у его спермы не было вообще. - Пиздец, -
сказал я. - Сколько тыщ мужчин тебя уже ебало? - Ты чо?! - гавкнул обиженно Щен. - Я
ваще первый раз! Я, кароч, подумать не мог, что я когда-нибудь смогу с мужиком... Потом
он как-то раз скажет, что в шоке был от этих моих "тыщ мужчин", которых я ему приписал, и
что, когда я ему вставил, он боли не ждал, потому что никто ему не говорил, что может быть
больно, потому что ему вообще никто про то, как мужик может ебать мужика, не говорил; и ему
и не было больно, а так, было как-то странно, а потом было приятно, и вообще было приятно,
что я вот над ним, и ласкаю его, и люблю его, а так ему никаких мужиков не надо, и парней
не надо, он на это не дрочит, но со мной это ж совсем другое дело; ну, я понимаю, о чём он?
Я понимал... И потом, когда я пытался говорить с ним гомосексуализме, он всякий раз
равнодушно пожимал плечами, и гей-порево его совсем не интересовало, вот если порнушка
с бабами - это другое дело; но всякий раз он бросался на меня и отдавался мне с порога так,
как мне не отдавался никто, да и ему тоже вряд ли... - Щеня? Ты завтра как? - Неа,
завтра объект сдаём, мы допоздна. - А послезавтра? - голос мой дрожал от вожделения; Щен
работал на отделке каких-то там офисов и кафе. - Послезавтра приеду! Я так соскучился!
И я не знал, приедет он или нет, потому что у него запросто могли украсть телефон. С ним
вообще всё было никогда-не-знаешь, а точнее, не знаешь, как сложится, - но в итоге
складывалось хорошо. И он набрасывался с порога, и я специально не надевал под джинсы
трусы, а потом он тащил меня в ванную - ему нравилось, когда я трахал его сзади, нагнув,
под водой, под душем, и он мог даже сказать что-нибудь вроде: - Давай жопу мне прошкурь! -
хотя попка у него была гладкая, безволосая, не шершавая, нежная. А я любил, чтобы он драл
меня на кровати, закидывая ноги себе на плечи, сам при этом складываясь перочинным ножиком,
облизывая и обсасывая мой хуй, урча. - Щен, кайф! - Ага, тебе тут сразу и орал,
и анал... У него смешно звучали чужие, непацанские слова. Маленький тёмный сосок, твёрдый плоский живот, крепкие
руки, в мозолях пальцы. - Дай палец твой пососу... Нет, большой, я сказал, большой палец!..
А это большой, но не палец. - Мой большой-не-палец-отсоси, Щен; пусть твоя Танька пироги
печёт, а я тебя буду ебать прямо здесь. Пусть Танька печёт, а ты ложись на стол. И твои все
кореша не знают о том, как тебя кайфово ебать прямо на кухонном столе... Халат распахнут,
флакон с попперсом из кармана вынут, и хуй внутри щениной пацанской попы растёт, растёт,
мой хуй прорастает там деревом, ебёт его, достигает горла через зад. - А-а-а... А потом,
если я месяц не звонил, он снова не давал о себе знать ("Где же ты, сучонок, у тебя же
высвечивается мой номер?!"), и я в злобе на него дрочил на порнуху, а потом снова звонил ему,
день за днём, но он был недоступен и недоступен. И я торчал допоздна на работе, и задним
числом я понимаю, что это был дико важный для моей карьеры месяц, в который и следовало
с утра до вечера торчать на работе, не отвлекаясь на всяких щенков. А когда этот дико важный
месяц кончился и когда я получил повышение и новый оклад, и служебный автомобиль, в двери
квартиры обнаружилась записка с новым щениным телефоном. И я звонил, и он приезжал, и потом,
между первой палкой и второй, он объяснял, что телефон у него спиздили и что пропали все
номера, а вернуть старый номер он не мог, потому что зарегистрирован телефон был не на него,
а на маму, а мама в это время гостила в Магадане у родственников. - А что ж ты раньше, Щен,
сука милая, не дал знать о себе? - Ну так объект сдавали. А потом, через год, он стал
как-то странно уклоняться от встречи со мной - то объект, то с Танюшкой должны поехать к родне,
то приболел, то не может, то давай на следующей неделе. И я звонил, замечая, что звоню, скорее,
по обещанию, потому что тогда, на новой работе, у меня вдруг появился парнишка, который был
у нас на практике. Это был красивый балованный нацмен из дико богатой семьи, заканчивавший
институт, не привыкший к отказам, а привыкший получать своё, и ему хотелось меня, и он реально
влюбился в меня. Но я не понимал, когда долбил его у него в шикарной, подаренной папой
двухэтажной квартире, влюблён ли я в него или просто рад комфорту, включая комфорт беседы,
потому что у меня это был первый парень, который был равен мне по образованию; и мы далеко
заходили в наших беседах и в наших постелях, и когда я тормозил, застывал в нерешительности,
сначала перед верёвками и масками, а потом перед шариками и двусторонним дилдо, он издевался
надо мной, подзуживал и, в итоге, увлекал за собой... А Щен мне был нужен, просто чтобы
сравнить мою новую породистую, с норовом, капризную собаку с простым дворовым щенком, и я умолял
Щена и чуть ли не угрожал ему. И вот тогда, когда он снова говорил, что болеет, и я снова
кричал, что ну да чёрт с ним и что это у него за болезнь такая, Щен вдруг сказал:
- Гепатит. От Танюхи подцепил. А Танюха от одноклассника, от мудака. И у меня всё как
обмерло. - Ну, короч, скоро можно будет пересечься, я уже почти вылечился. И ручей,
бежавший к реке, сковало морозом. Я позвонил ему для приличия ещё пару раз, а сам тем
временем сдал все анализы, и мой Айрат тоже их сдал - про Щена я ему рассказал, но у нас
всё было чисто-чисто. И лабиринт, по которому мы с Айратом бродили и блудили, вёл-вёл и
привёл нас к тому, что мы стали жить вместе, и я познакомился с его роднёй, которая,
разумеется, сделала вид, что я просто его старший друг и верный товарищ (вон он, мой
чернобровый узкоскулый красавчик свернулся в клубочек и дремлет на боку, одеяло призывно
откинуто, и я думаю, что выебу его ещё разок перед сном). А потом телефон Щена на месяцы
оказался вне зоны действия сети, а потом стал недоступен, а потом и такого номера уже
не стало. И Щен просто исчез. И, в отличие от прошлых разов, он уже не возвращался, хотя,
переехав к Айрату, я ещё держал какое-то время старую съёмную квартиру за собой, а потом
попросил новых квартирантов дать знать, если мне будут письма или записки. Но нет, Щен
просто исчез, сбежал и, боюсь, уже не найдётся. Айрат меня не ревнует, а понимает...
Однажды в клубе мне показалось, что я вижу Женьку; я непроизвольно дёрнул Айрата за руку.
И действительно, танцующий щеночек был крайне похож на парня. И Айрат немедленно подошёл
к нему и добился того, чтобы мы уехали из клуба втроём, так как Айрат всегда добивался
того, чего он хотел. Но нет, это был просто секс втроём, и в провинциальном парнишке,
ошеломлённом напором Айрата и квартирой Айрата, не было ничего от моего Женьки. Эх,
Женька-Женька... Щен, ты где?! Где ты, Мисюсь?
страницы [1] [2]
Этот гей рассказ находится в категориях: Любовь и романтика, Первый раз, Мужики и молодые
Вверх страницы
>>>
В начало раздела
>>>
Прислать свой рассказ
>>>
|