Горячая гей библиотека

Радужные этюды (цикл). Жёлтый этюд

Часть 2 (последняя)

Чёрт побери! Парень явно меня переигрывает, даже и не подозревая, что игра имеет место быть. И в душу начинают закрадываться сомнения относительно случайности, того, что слепой случай не так уж слеп, каким он привык притворяться, и это совсем не мой новый знакомый стал участником моей игры, а я сам стал всего лишь простой фигурой в разыгрываемой кем-то комбинации.

Я был напуган, видя, как стремительно воплощаются в нечто реальное мои вчерашние иллюзии и фантазии, и вот уже наяву происходит то, что ещё вчера было лишь невыраженным желанием, плодом моего воспалённого от хронического одиночества сознания.

И вот уже комната погружена во мрак, только на полу пятно света, отбрасываемое кровавым абажуром, пропускающим не свет, а лишь густую вязкую красную мглу, углы скрылись в кровавой тени. Я сижу на полу, привычно для себя, под лампой, а напротив меня находится мой некто, мой, волею случая, собеседник. Спиной откинувшись на стену, он сидит босой (красивые длинные ступни), сняв рубашку; майка белая, подчёркивающая развитые предплечья и барельеф груди; окрашенная в красное кожа; сверкающие в темноте глаза, улавливающие и отражающие малейший отблеск света, которые, кажется, впились в меня, следят за мной, не отрываясь, оценивают меня - каждый жест мой, каждое движение, каждый выдох, с губ слетающий, перехватывают мой взгляд, как только я допускаю неосторожность, и впиваются с безудержной жадностью в самую глубину мою, в самую мою сущность со страстью, неистовостью, с той самой неистовостью, на которую способны лишь ждавшие этого момента много-много дней любовники. Колени поджаты к груди, между ними уже практически пустая бутылка, Нина уже давно не актуальна, и в воздухе колдует Faithless, как некий штрих, завершающий целостность композиции и подчёркивающий гипнотичность происходящего.

Наконец, стало очевидно, что юноша что-то решил, может, увидел в глубине моих зрачков то, что искал, то, что жаждал или надеялся увидеть, а может, просто абсент подействовал. Как бы то ни было на самом деле, с него спала эта сковывавшая его внутренняя напряжённость, голова откинулась назад, глаза закрылись, грудь равномерно пропускала воздух, и казалось, что он спит, но...

- Ты говорил, что ты пишешь.

- Не совсем. Я не публикуюсь.

- Почему?

- Не знаю. Может, нет таланта. Может, просто пишу не в рамках коммерческого формата. А что?

- Напишешь про меня?

Это спросил не он. Это спросили два сверкающих в темноте лабиринта.

- Про тебя?

- Про нас...

Меня давно уже так не трясло. Отвык я уже от такого, когда, начиная игру, ты, сам не понимая как, становишься игрушкой и уже не в силах контролировать ситуацию, не то что управлять ею. И не было пути ни вперёд, ни назад, и ты лишь просто оказался перед фактом: есть ты, есть он, и нет более ничего иного...

Холодными осенними днями лучше всего быть дома. Забраться с ногами на свой излюбленный диван, зарыться с головой в плед, выключить свет и врубить плазму. И пусть за окном моросит мелкий противный дождь, и пусть там дует пронизывающий до костей сырой холодный ветер - какое тебе дело до всей этой погоды, когда ты сидишь в тепле, и вокруг тебя уютная привычная обстановка? Но как часто реальность не совпадает с нашими желаниями! И вот вместо тёплого пледа я стою, весь продрогший, во дворе твоего дома, стою в сырой от этого ненавистного дождя одежде, и всего меня бьёт мелкая дрожь. Я стою, чтобы дождаться тебя, и несмотря ни на что, сколько бы ты не отсутствовал, пусть день, неделю, неважно, я не уйду отсюда, пока не увижу тебя.

Странно получается. А впрочем, почему странно? Ведь обычно всё именно так и происходит, но мы всегда ценим не то, что имеем, а то, что имели, когда нет уже возможности это вернуть, изменить что-то, и нет в этом мире цены, за которую можно было бы купить повторные мгновения некогда прожитого...

Вот и сейчас я стою на улице, жду тебя и думаю о том, что же мешало мне раньше понять, насколько ты мне дорог - до такого, что я не могу без тебя, жить не могу, дышать...

Я видел недавно тебя во сне. Мы шли по какому-то старому, совершенно безлюдному парку. Пустые, грустные аллеи, ноги бесшумно и мягко ступают по плотному слою листьев. Моросящая взвесь неподвижно висит в воздухе, как и сладкий с горчинкой, с едва уловимой ноткой ладана запах сжигаемой где-то на границе реальности сухой травы. Твое лицо бледно, уставший взгляд и руки спрятаны в карманы, поднятый воротник пальто и взъерошенные волосы... Мы идём рядом и молчим, молчим, понимая, что сказать друг другу нужно так много, что для слов не хватит целой вечности, что уж там жизнь! Лишь время от времени ты вскидываешь голову в порыве сказать мне что-то очень-очень важное, но слова умирают, опережая рождение... Когда рождаются слова, чувства умирают.

- "Non! Rien de rien"...

Лишь в редкие моменты наши взгляды встречаются, и я вижу твои глаза, полные скрытых слёз и безграничной боли...

Как-то не сложилось у нас. И какая разница, кто виноват, а кто нет, и какая разница теперь... И лишь сожалеть остаётся о совершённых ошибках и испытывать жалость, и ты на эту жалость так же быстро, как и на кокаин, подсаживаешься, и так же теряет всё остальное для тебя всякое значение, всё становится блёклым и безвкусным, кроме неё, жалости этой...

Чёрт побери, ну когда, когда же ты придёшь? Приди, приди, ну пожалуйста! Мне так много нужно сказать тебе, малыш! Так много, так много, что я боюсь, что, едва лишь увижу тебя, я забуду все слова, всё то, что хотел бы, чтобы ты услышал. Я хочу рассказать тебе о том, что значит просыпаться одному в пустой квартире, я хочу, чтобы ты знал, как это страшно, я хочу, чтобы ты знал, как мне без тебя плохо. Я не знаю уже, зачем, для чего я стою здесь и жду тебя, хотя нет, это, конечно, я знаю, я не знаю лишь, зачем нужно всё это говорить тебе, просто я хочу, чтобы ты это знал, чтобы не было больше ни одной недоговорённости. Я знаю, что ничего уже не исправить и ничего не вернуть, знаю и поэтому даже и не буду пытаться это сделать.

Господи, прошу тебя...

Ну где же ты, куда ты пропал...

Время моё уже на исходе, и решение давно уже принято, и нет назад возврата. Господи, ну где же ты... прошу тебя...

И нет никаких шансов найти выход из этого лабиринта, лабиринта твоей сетчатки, потому что я сам изначально сжёг все мосты...

Губы мои покрыты инеем. Вкус инея - это вкус крови и железа одновременно. Это возбуждает... возбуждает ненависть к жизни. Возьми меня за руку. Возьми меня за руку, и шагнём в вечность вместе. Чувство вечного блаженства - это вкус собственной крови от прокушенных губ, выдержанный на Любви и Одиночестве; горький, солёный и одновременно самый изысканнейший из всех на свете. И разве можно устоять против него? Вкус, возбуждающий ненависть, а значит, возбуждающий и любовь. Готов ли ты вкусить от губ моих? Готов ли ты впустить в душу свою ледяное дуновение вечной любви, готов ли взглянуть на мир сквозь покрытые инеем ресницы? Возьми меня за руку, и шагнём в вечность вместе. Напрямую. Сквозь окно. Осколков брызги. И вниз, вниз, вниз... Навстречу Любви. Навстречу единству.

Мы уходим и ничего не слышим вслед нам. Ни вскрика, ни слова, ни шёпота. Лишь тишина шевелится беззвучно, заполняя собой то, где ещё недавно был ты. И ты идёшь вперёд, глаза от боли зажмурены, идёшь на ощупь, с разодранными в клочья руками, ногти ломая о пустоту, и бьётся в пустой голове родившееся предощущение надежды.

страницы [1] [2]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>