Горячая гей библиотека

Неверная дорога (глава 1)

Часть 3 (последняя)

Наутро события дня и ночи, связанные с Виктором, казались мне сном, но юношу явно переполняла решимость доказать мне их реальность, и хотя я боялся даже взглянуть ему в глаза и вообще старательно избегал его всё утро, через полтора часа после завтрака я оказался наедине с Виктором в мужском туалете, обессиленный, покорный, жалкий, дрожащий от страха, что кто-нибудь войдёт и увидит нас вдвоём, прижавшийся спиной к покрытой бледно-синим кафелем стене возле раковин.

- Вот видишь, - сказал Виктор, невозмутимо поворачивая кран и моя руки, - что я могу сделать с тобой простыми прикосновениями. Ты ведь всегда хотел этого, не так ли, Даниэль? - его лицо выражало торжество.

Я не мог ему возражать.

- Умница, - сказал Виктор, целуя меня мокрыми губами.

Я таял от тепла его тела, прижатого к моему, и понимал, что не способен сопротивляться Виктору ни сейчас, ни когда-либо вообще.

В полдень ко мне приехала мама повидаться со мной. Менее всего я был готов сейчас к встрече с ней. Вся уверенность, которая присутствовала во мне в тот момент, была уверенностью, передавшейся мне от Виктора, который сопровождал меня. Я представил его маме. Широко и белозубо улыбаясь, Виктор протянул ей руку. Он выглядел вежливым, серьёзным и умным юношей. Очень аккуратным, очень уверенным - и это действительно было так. Открытым, будто он совсем ничего не скрывает, - а это было уже не так.

Я стоял рядом с ним, не веря в происходящее, очень смущённый и испуганный из-за того, что знакомлю мою мать с тем, с кем занимаюсь "такими" делами, очень гордый этим одновременно.

- Мы можем пригласить его к нам во время осенних каникул, если, конечно, его родители не будут возражать, - сказала мама потом.

Она была откровенно довольна тем, что у меня наконец-то появился друг. Она пыталась этого не показывать, но я это почувствовал. От её слов моё сердце сделало дикое сальто.

- Да, конечно, да! - воскликнул я, никогда прежде я не был ей настолько благодарен.

Ежегодное тоскливое изгнание в летний лагерь обернулось для меня потрясающей игрой. Виктор и я - мы были как маленькие хитрые звери, мы постоянно искали укромные места и всегда чувствовали запах друг друга. "Ты ведь всегда хотел этого?" - вспоминал я слова парня. Да! Прежде я дышал только в четверть лёгких, а теперь они раскрылись полностью. Мир перестал быть для меня призрачным. Я впервые ощутил по-настоящему, что трава зелёная, что небо синее, что это всё вокруг меня настоящее, что я часть этого, и огни, вспыхивающие на поверхности воды, когда солнце садилось, казались мне непостижимым чудом.

"Виктор", - выводил я на мокрой, перемешанной с песком земле у кромки нашего маленького озера и обязательно размазывал потом ладонью корявые буквы. Никто не должен знать о нашей тайне, никто, но меня уже не волновало, плохо ли то, что мы делаем. Неважно, как они считают, но я не чувствую, что это плохо.

- Тихо, тихо! - повторял Виктор, накрыв ладонью мои губы и глядя в мои глаза своими карими смеющимися глазами. - Никому-никому! Это наша тайна, Даниэль.

Потом он повторял моё имя, медленно приближая своё лицо к моему так близко, чтобы я мог почувствовать движения его губ своими.

Наступление начала августа означало наше скорое расставание. Утро последнего дня мы провели у озера. Было безветренно, очень душно, даже вода источала ненавистный жар. Никто не купался, все бродили уже каждый сам по себе, равнодушно разорвав полуторамесячные узы влюблённости или дружбы, и только мы с Виктором сидели на берегу, связанные невидимой цепью, и я знал все её звенья. Я заплакал от мысли, что теперь его долго не будет со мной, и я даже не могу знать сколько. Слезы душили меня, обжигали мои щёки, словно кислота, я давился и захлебывался ими. Никто не замечал моих слёз, быть может, и Виктор тоже.

Я нацарапал на мокрой земле: "Это любовь?" Виктор как будто не видел ни меня, ни моего вопроса, молящего об ответе. Я сжал веки, но из-под них быстрее прежнего хлынули слёзы. Я почувствовал движение раскалённого воздуха, открыл глаза и увидел, что Виктора нет рядом со мной, и затем только заметил его ответ на земле: "Да".

Когда я однажды попытался избежать столкновения с Виктором, у меня это не получилось, у него же это вышло прекрасно. Тщетно я следовал за ним - мы не обменялись ни словом. Я не понимал происходящего, и мне было очень страшно.

Приехала моя мать, и я понуро уселся на заднее сиденье её красного, довольно-таки старого автомобиля. Сквозь пыльное стекло я наблюдал за Виктором. Он стоял возле своей матери - высокой темноволосой женщины, их роднило что-то неуловимо общее во внешности. Она спрашивала его о чём-то, но Виктор неохотно отвечал ей, одетый по-прежнему только в маленькие чёрные плавки (требования Джинджер одеться не произвели на парня впечатления). Он казался выше и тоньше. Он не улыбался.

Мама села в машину и мягко хлопнула дверью.

- Хочешь яблоко? - спросила она.

- Нет, - ответил я, не оборачиваясь.

Ускоряясь, завращались колеса. Машина дёрнулась на каком-то ухабе и повернула направо, то есть это мама повернула её направо. Черепашьими темпами мы достигли лесной дороги, более или менее сносной, по ней доехали по шоссе и здесь припустили во всю мочь. Из отъезжающих мы были первые. Я смотрел на длинную скучную полосу асфальта и постепенно начинал её ненавидеть.

- Ты соскучился по дому? - спросила мама.

- Не знаю, - ответил я.

- А по отцу? Хочешь, я позвоню ему и скажу, чтобы он приехал?

- Нет.

- Вы поссорились с Виктором?

- Нет, - в любом случае, это было не её дело.

Через несколько дней (пять, если быть точным) мне пришло письмо от Виктора. Не дыша от волнения, я разорвал конверт в свой комнате и прочитал записку. "Я люблю тебя! - писал Виктор. - Да! Это любовь и это навсегда. Я никого не любил до тебя, мой Даниэль. Я позвоню во вторник. 20-го, в семь часов. Виктор. P.S. Береги свои трусы".

На следующий день я с пяти часов сидел у телефона. Один раз позвонили насчёт погашения каких-то счетов, трижды - подруга мамы Вирджиния, которая пекла по её рецепту какой-то жутко сложный торт и уточняла, как и что ей делать дальше, где-то уже без десяти семь позвонила мамина скучная старая тётя Луиза, которая продержала маму полчаса с трубкой у уха, и сказать, что я весь извертелся, значит ничего не сказать. Только мама положила трубку, как раздался звонок. Я бросился к телефону, указывая маме на дверь.

- Ты там не протёр задом обивку кресла, пока я разговаривала с тётей Луизой? - спросила мама, уходя.

- Алло, - услышал я серьёзный голос Виктора.

- Это тётя Луиза! - выдохнул я в трубку.

Виктор рассмеялся.

- Ты скучал по мне?

- Да!- едва не закричал я.

Виктор что-то рассказывал мне. Я слушал его голос, далёкий и близкий одновременно, и чувствовал, как возвращаюсь к жизни. Виктор любит меня. Всё стало простым и понятным.

***

Паренёк устал ждать и встретил меня, мучительно растягивая губы в попытке улыбнуться. Я подумал, что он делает это так, словно у него повреждены нужные мимические мышцы.

Заглаживая свои грехи, я принес ему шоколадку в красной обёртке. С тех пор, как в моей жизни появился этот пацан, я уже неделю не слушал радио, но из того, что шоколадку мне едва удалось найти и стоила она в десять раз дороже своей нормальной цены, я сделал вывод, что дела наши не из лучших. Паренёк положил шоколадку на колени и прикасался к ней кончиками пальцев, как будто не мог до конца поверить в её настоящесть. Он простил мне всё: и мой равнодушный голос, и царапины, оставленные моими ногтями. Это был несправедливый обмен: шоколадка в красной обёртке на тонну чистейшего юношеского обожания. Но теперь пацан хотя бы не замечал несправедливости.

Я устал, голова у меня раскалывалась, запах крови окутывал меня, и я подозревал, что если проглочу хоть что-нибудь на ужин, меня просто вывернет наизнанку, поэтому я только сотворил пару бутербродов парню. Он проглотил их, как голодная дворняжка, но шоколадку решил посмаковать подольше. Он облизывал её и причмокивал, а я смотрел на него, размышляя о том, какой он довольный зверёныш. Потом юноша, подойдя, уселся мне на колени и обнял меня за шею.

Я вдыхал его запах, не смешивающийся с тяжким духом гниения, чистый запах юного тела, в котором текла свежая кровь, тыкался лицом в волосы паренька, хоть на миг забывая о постоянно терзающей меня вони. Это было чудесно! Несколько минут умиротворения, которые я впитал в себя жадно, как сухой песок воду! Но ночью я протискал юношу не менее часа, вдавливая в матрас его напряжённое горячее тело, и всё равно всё получалось плохо. От боли он стал как деревянный, его плечи и шея сильно кровоточили, и я, утомившийся, но так и не достигший удовлетворения, в конце концов счёл, что деревянный юнец мне его точно уже не доставит, поэтому скатился с него на свою половину кровати и быстро уснул после единственной виноватой мысли о том, что до сих пор не спросил у парня даже его имени.

Позже сквозь сон я услышал, как он плачет.

- О, Господи, - сонно пробормотал я, - иди плачь в другой комнате, мне вставать в шесть утра, - натянул одеяло на голову и быстро отключился.

Утром я подумал, что всё же не виноват в нашей анонимности, ведь паренёк тоже не спрашивал, как меня зовут. Он ходил за мной, несчастный, готовый расплакаться, покрытый красными припухшими полосами. Я положил его на диван животом вниз, принёс вату, йод и смазал каждую его царапину, из-за чего опоздал на работу. "Это ад, - подумал я на аллее, ведущей к госпиталю, - и кто бы мог представить, что ад именно такой, но он такой для меня"...

страницы [1] [2] [3]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, Заграничный секс

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>