Горячая гей библиотека

Мишка - навсегда! (глава 1)

Часть 10

Я срываюсь с места и чуть ли не вприпрыжку бегу к маме. Она восхищённо рассматривает Зуб, а я торопливым шёпотом рассказываю ей, что это такое.

- Мам, а можно я Мишке покажу? Ну, дедовы, можно?

- Ты же никому не показывал, - удивляется мама и говорит. - Покажи, конечно, они же теперь твои.

Я, покивав, спешу назад в свою комнату. Мишка уже не сидит на диване, а стоит, засунув руки в карманы.

- Ну что, Ил, пойду я, а? - опять он какой-то грустный.

- Как пойдёшь? - глупо спрашиваю я его и так же глупо добавляю. - Куда? Ты торопишься, что ли?

- Да нет, просто...

- Ну, и всё, не гоню же я тебя. Я наоборот...

Мишка бросает на меня быстрый внимательный взгляд и вдруг улыбается мне такой улыбкой, что я сразу же понимаю: нет, не хочу я, совсем не хочу, чтобы он уходил. Ни сейчас, ни вообще.

- А я, Миш, тоже тебе показать хотел кое-что, ты такого никогда не видел. Вот, а потом я на лыжах хотел покататься, вместе можно.

- Нельзя на лыжах, - смеётся Мишка. - Не умею я, Ил, на лыжах. Я на них, как корова на льду!

- Как это, не умеешь? - поражаюсь я.

- Да вот так, не научился. Там, где я жил, снега почти и не бывает, там океан, вот и не научился. Я и на коньках не умею.

Мишка говорит эти поразительные вещи совершенно спокойно и даже улыбается. Я потрясён. Как же это так, ведь лыжи, коньки - это ж... Это ж надо!

- Ну, не знаю, на коньках тебе поздно, наверное, большой ты уже, а на лыжах я тебя запросто натаскаю. Хочешь?

- Если с тобой, то очень хочу, - Мишка снова делается весёлым и насмешливым. - А ты меня как, не сильно покалечишь?

- Да нет, так только, совсем чуть-чуть, - подхватываю я.

- Ну смотри, если чуть-чуть, тогда ладно. Только не сегодня, а то у меня и лыж-то нет. А что ты мне показать хотел, а?

- Я покажу, но только ты никому не говори, хорошо?

- Хорошо, конечно, никому не скажу, - посерьёзнев, обещает мне Мишка.

Я прячу Зуб в коробку со своими сокровищами (ну, всякое разное там у меня, пусть и Зуб там же полежит), беру Мишку за рукав и веду его к сундуку.

- Ты обещал, - говорю я ему. - Не забудь, Миша.

Мишка согласно кивает мне головой, ему явно очень интересно: чего же это я хочу такое показать, да ещё и под секретом. Я сажусь на пол рядом с сундуком и хлопаю рукой по полу, приглашая Мишку тоже сесть. Он усаживается, подогнув ноги по-турецки. Я открываю тяжёлую, окованную широкими железными полосами крышку и, чуть помедлив, достаю широкий и длинный кожаный футляр с медными углами и увесистый свёрток китайского шёлка. Свёрток я кладу рядом с собой на пол, а футляр передаю Мишке. Он осторожно берёт его и вопросительно смотрит на меня.

- Вот, Миша, это деда моего. Теперь я храню. Открывай, не бойся.

Мишка открывает крышку футляра и замирает, увидев, что там внутри.

- Вот это ничего себе! Это что же, настоящие? Конечно, сразу видно, что настоящие! Вот это да! Ну, ты даёшь, Илья! А... А можно? Я осторожненько, честное слово! Можно, Ил?

- Можно, - улыбаюсь я, очень довольный тем, какой эффект на Мишку произвели дедовы шашки. - Вот эту сначала посмотри, а потом уже кавказскую.

Мишка, поставив футляр на пол, достаёт из него офицерскую шашку с бронзовым призовым знаком на ножнах, между устьем и обоймицей. Он, запинаясь на непривычных буквах, читает надпись на знаке:

"II ИМПЕРАТОРСКIЙ ПРИЗЪ Л. Гв. КЕГСГОЛЬМСКАГО П. ПОРУЧИКУ И. П. ТОКМАКОВУ ЗА СОСТЯЗАНIЕ НА ШТЫКАХЪ МАРТА 28го 1912го".

- Ничего себе! Так это что, при царе ещё было? - удивлённо спрашивает меня Мишка.

- Да, после Пажеского Корпуса дед в гвардии служил, а потом, когда война началась, в армию перевёлся, в кавалерию.

- Ух ты! Гвардия, Первая Мировая... Сколько ж ему было лет?

- Он в 1890-м году родился, я же тебе говорил, что он девяносто пять лет прожил.

- Ну да, ну да, я просто как-то не сообразил. А можно я её достану?

- Доставай, чего ж нельзя.

Мишка обнажает слегка изогнутый клинок и восхищённо смотрит вдоль него на свет из окна.

- Как блестит! А она острая?

- Ну что ты, Мишка, совсем тупая. Шашки только во время войны точили. По специальному приказу. Даже у полиции шашки тупые были. А с этой дед не воевал, говорил, что на ней крови нет.

- Ого! Крови... - Мишка смотрит на меня во все свои серые глазищи. - А эта, вторая? Можно?

- Кавказская? Смотри, конечно.

Мишка осторожно убирает клинок в ножны и кладёт шашку в футляр. Вторая из дедовых шашек достаётся наружу.

- А эта, другая, без скобы.

- Без дужки гарды, - поправляю я. - Это кавказского типа, не офицерского, почти такие же и у казаков были.

- "ЗА ХРАБРОСТЬ". Да уж! Это как?

- Ну вот так, за храбрость - значит, за храбрость. Видишь маленький белый крестик на эфесе? Да нет, с другой стороны, слева. Да. Это Георгиевский Крест. А называется эта шашка: Золотое Георгиевское оружие. Такое за храбрость и давали.

- Она что, правда золотая?

- Позолоченная. Совсем давно рукояти из настоящего золота делали к такому оружию, а так - война ведь шла. Ты достань её из ножен, там на клинке ещё надпись есть.

"КАПИТАНУ АДЪЮТАНТУ 14го ГРУЗИНСКАГО П. И. П. ТОКМАКОВУ. ГАЛИЦIЯ – 1915".

- Уже капитан, - уважительно говорит Мишка.

- Да, из гвардии с повышением переводили. И вот адъютантом полка дед был. Видишь?

- Так он что, у белых был? - почему-то шёпотом спрашивает меня Мишка.

- Почему же у белых? - возражаю я. - Не все же офицеры белые были. Дед у наших был, с Будённым. И у Тухачевского они потом вместе с поляками дрались.

- Вот это да, с самим Будённым, надо же!

- Сам балдею! Я тебе потом ещё фотографии покажу - ахнешь! А у деда ещё две шашки было, одна подарочная, от генерала Иссы Плиева, дед у него в кавкорпусе полком командовал, а вторая тоже подарочная, на сорокалетие Красной Армии, юбилейная, от Верховного Совета. Он их обе в музей Армии передал.

- А эти?

- А эти нет, - просто отвечаю я. - Убери, я тебе ещё не всё показал.

Пока Мишка с неохотой убирает шашку и закрывает футляр, я разворачиваю жёсткий, как жесть, шёлк, достаю кинжал и молча протягиваю его Мишке.

- Здоровый какой! И здесь тоже чего-то написано, на пластинке. "Красному доблестному командиру т. Илье Токмакову от рев. ком. Белой Церкви Киевской губ. 25 июня 1920г. Смерть белопольским панам!". Ну, у меня даже слов нет! Слушай, Ил-Илья, а почему ты говоришь, что никому это не показывал? Это ведь... Я бы знаешь, я бы экскурсии водил! Это же такое дело, это ж история! А дед у тебя, выходит, герой!

Мишка воодушевлёно помахивает огромным кубачинским кинжалом в такт своим словам.

- Герой, - соглашаюсь я. - Настоящий Герой Советского Союза. В сорок четвёртом получил.

- А... а за что? - совсем уже тихим шёпотом спрашивает Мишка, а глаза у самого круглые, как мой будильник.

- Он всего с полуэскадроном три танка захватить умудрился, я потом как-нибудь расскажу тебе об этом - обхохочешься. Я так смеялся, когда дед рассказывал, аж соседи прибегали!

- А что тут смешного, это же подвиг. Надо же, три танка!

- Да уж больно смешно всё это у них получилось, по-дурацки как-то. Да дед-то и сам смеялся знаешь как? Говорил, что это самый нелепый случай, который ему известен.

- А расскажи, Ил! - загорается Мишка.

- Потом как-нибудь. Скоро кино начнётся, Шерлок Холмс. А оставайся у меня, вместе посмотрим. Оставайся, Миш, правда!

- Ну, не знаю. Я не ужинал ещё, и вообще...

- Так у меня и поужинаешь! Давай?

- Да неудобно как-то. И мама твоя... - я вижу, что Мишке и самому хочется остаться со мной, а чего он мнётся тогда, не пойму.

- Ну и что, что мама! Мама у меня знаешь какая? Человек! В морской пехоте, правда, не служила.

Мишка смеётся и ерошит мне волосы. По-доброму, ласково так, я даже и не отстраняюсь.

- Ах ты, Ил! Самолётик... Ладно. Я только домой по-быстрому сбегаю, своих предупрежу, а то у нас с этим строго.

Я, проводив Мишку, смотрю на маму, а она стоит в коридоре и смотрит на меня.

- Ты чего, Илюшка? Улыбка прямо до ушей. Что, понравился тебе этот Миша?

- Понравился, по-моему. Он сейчас вернётся, дома отпросится и вернётся, мы кино вместе посмотрим. Можно, мам? И поужинаем.

- Можно, - мама удивлённо поднимает левую бровь, у меня у самого такая же привычка. - Надо же, дома отпросится! Какой ответственный паренёк. Вот с кого бы пример тебе брать надо. А то Рыжков твой... Да нет, Илья, погоди. Вова очень хороший, но я вас вдвоём оставлять просто боюсь: не вернуться бы мне на пепелище однажды. Пират бедный, сколько он от вас натерпелся!

- Мама! - возмущаюсь я. - Мы его нырять учили! Морского котика хотели воспитать!

- Вот-вот! Его сейчас в ванную и калачом не заманишь!

- Ну, и нечего ему там делать. Скажи, а тебе Мишка понравился?

- Да. Но не это главное, а главное, сокровище, чтобы он тебе понравился.

- А я ему?

- Не было ещё человека, которому ты бы не понравился. Ты же Илья Токмаков, забыл?

- Так-то оно так...

- Иди чайник ставь, а я ветчины нарежу.

страницы [1] . . . [8] [9] [10] [11] [12]

Этот гей рассказ находится в категориях:
Любовь и романтика, 18-19-летние, Изнасилование

Вверх страницы >>>
В начало раздела >>>
Прислать свой рассказ >>>